Легенда о Тиле Уленшпигеле и Ламме Гудзаке, их приключениях отважных, забавных и достославных во Фландрии и других странах

Возвращаясь как-то с Брюссельского рынка, они заметили в нижнем этаже одного каменного дома, в окне, красивую, очень румяную даму в атласном платье, с высокой грудью и живыми глазами.

– Не жалей масла на сковородку, – говорила она молодой смазливой кухарке, – не люблю, когда соус подсыхает.

Уленшпигель просунул нос в окно и сказал:

– А я люблю всякий соус – голодный желудок неразборчив.

Дама обернулась.

– Кто это суёт нос в мои горшки? – спросила она.

– О прекрасная дама, – ответил Уленшпигель, – если бы вы захотели сварить что-нибудь вместе со мной, я бы показал вам, какие сласти готовит случайный проезжий вместе с пригожими домоседками стряпухами. – И, щёлкнув языком, он прибавил: – Хорошо бы закусить!

– Чем? – спросила она.

– Тобой, – ответил он.

– Пригожий парень, – сказала кухарка барыне. – Хорошо бы позвать его, пусть порасскажет, что видывал на свете.

– Да их двое.

– Другого я беру на себя, – ответила кухарка.

– Да, нас двое, сударыня, – заявил Уленшпигель, – совершенно верно – я и мой бедный Ламме, который не в силах снести на плечах сто фунтов, но охотно носит на животе пятьсот фунтов мяса и рыбы.

– Сын мой, – заметил Ламме, – не смейся надо мной, бедняком, истратившим столько денег, чтобы упитать это брюхо.

– Сегодня это тебе ни гроша не будет стоить, – сказала дама, – войдите оба.

– А как же наши ослы? – спросил Ламме.

– На конюшнях господина графа Мегема всегда достаточно овса, – ответила дама.

Оставив свои сковороды, кухарка ввела во двор ослов, которые немедленно заревели.

– Трубят к обеду, – объяснил Уленшпигель, – от радости трубят бедные ослики.

Сойдя с осла, Уленшпигель прежде всего обратился к кухарке:

– Если бы ты была ослицей, был бы тебе по душе такой осёл, как я?

– Если бы я была женщиной, мне был бы по душе пригожий и весёлый парень.

– Если ты не женщина и не ослица, то что же ты такое? – спросил Ламме.

– Девушка, – отвечала кухарка. – Девушка не женщина и, конечно, не ослица: понял, толстопузый?

– Не верь ей, – сказал Уленшпигель Ламме, – она только наполовину девушка, да и то гулящая, а четвертушка её равна двум дьяволятам. За злодейство плотское ей уже отведено местечко в аду: будет там на тюфячке ласкать Вельзевула.

– Насмешник, – отвечала кухарка. – Я бы не легла на тюфячок, набитый твоими волосами.

– А я бы съел тебя со всеми волосиками.

– Льстец, – крикнула дама, – неужели тебе нужны все женщины на свете?

– Нет, хватило бы и тысячи, если бы они были слиты в одной такой, как ты, – ответил Уленшпигель.

– Прежде всего, – сказала дама, – выпей кружку пива, съешь кусок ветчины, отрежь ломтик бараньей ноги, прикончи этот пирог и проглоти этот салат.

Уленшпигель молитвенно сложил руки.

– Ветчина – добрая еда; пиво – небесный напиток; баранья нога – божественное угощение; от начинки пирожка трепещет в упоении язык во рту; жирный салат – царская приправа. Но блажен лишь тот, кто получит на закуску вашу красоту.

– Придержи язык, – сказала она, – сперва поешь, бездельник.

– Не хотите перед Gratias прочитать Benedicite?

– Нет, – ответила она.

– Голоден я, – простонал тут Ламме.

– Так поешь, – отвечала дама, – у тебя ведь только и на уме, что жареное мясо.

– И свежее, такое, как моя жена, – ответил Ламме.

Это словечко привело кухарку в дурное расположение духа. Так или иначе, они поели и попили вдосталь, затем Уленшпигель этой же ночью получил от дамы и просимый ужин. И так продолжалось на другой день и все следующие дни.

Ослы получали двойную порцию овса, и Ламме обедал по два раз в день. Целую неделю не выходил из кухни, но наслаждался только жарки́м, а не кухаркой, так как он всё думал о своей жене.

Это приводило в бешенство девушку, которая твердила, что нельзя засорять своей особой землю, когда помышляешь только о своём брюхе.

А Уленшпигель и дама жили в любви и согласии. Как-то раз она сказала ему:

– Тиль, ты совсем не знаешь приличий. Кто ты такой?

– Я сын Счастливого Случая, рождённый им от Приятной Встречи.

– Нельзя, однако, сказать, что ты о себе дурного мнения.

– Это из боязни, что меня станут хвалить другие.

– Хочешь стать на защиту преследуемых братьев?

– Пепел Клааса стучит в моё сердце.

– Какой ты молодец! Кто этот Клаас?

– Это мой отец, сожжённый на костре за веру!

– Граф Мегем не похож на тебя. Он готов залить кровью родину, которую я люблю. Я ведь родилась в Антверпене, славном городе. Знай же, что он сговорился с брабантским советником Схейфом впустить в Антверпен десять батальонов своей пехоты.

– Я немедленно сообщу об этом гражданам: надо сейчас же лететь туда с быстротой призрака.

Он бросился в Антверпен, и на другой день горожане были готовы к встрече с врагом.

Однако Уленшпигель и Ламме, поставившие своих ослов у одного из фермеров, Симона Симонсена, вынуждены были скрыться от графа Мегема, который искал их повсюду, чтобы повесить. Ибо ему донесли, что два еретика пили его вино и ели его мясо.