Легенда о Вавилоне

Удивительная неспособность в общем-то образованных и культурных людей прийти к золотой середине, способ достижения которой подробно описан еще Аристотелем, наводит на мысль о закономерности подобного феномена. Нельзя исключить, что подвинуть общество ближе к середине и одновременно совершить в его жизни какие-то перемены можно, лишь бросаясь из крайности в крайность. Но мысль о том, что великие умы человечества обязаны находиться в философски пограничных зонах, а пребывание в центре — удел лишь интеллектуального быдла, нам тоже не подходит. И не был ли правее других русский поэт, с гордостью отмечавший, что он — «двух станов не боец»? Это говорит не о беспринципности, а о продуманном отказе отложного выбора: когда неприемлемы обе предлагаемые альтернативы, якобы охватывающие собой все возможные варианты мышления или поведения. Стоит только снять (а лучше все-таки сорвать) шоры с наших глаз, и мир окажется гораздо богаче, понятнее и интереснее. Нужно всего лишь не бояться смотреть по сторонам.

Говоря о полулегендарной эпохе существования двух древнееврейских государств IX–VIII вв. до н.э., упомянем о том, что почти тогда же неподалеку от Палестины была создана еще одна литературно-культурная традиция, которая, в отличие от той, что в будущем опиралась на книги Библии, совсем не претендовала на документальность или боговдохновенность. Более того, это по определению была традиция художественная (допускавшая приукрашивание и вымысел) и довольно долго существовавшая в бесписьменной форме. И основываясь лишь на ее сообщениях (имеются в виду поэмы гомеровского цикла), ученые установили массу интересных фактов как о жизни древней Греции собственно гомеровского периода (IX–VIII вв. до н.э.), так и о предшествовавшей ему микенской эпохе[276]

. Не стоит отрицать возможности того, что отдельные фрагменты текстов, повествующих о древнееврейской истории, могли быть созданы заметно позднее событий, в них описываемых, или серьезно подправлены пристрастным автором. Но трудно согласиться с тем, что сообщения эти полностью неисторичны. Поэтому нам кажется оправданным рассматривать эпоху «разделенных царств» IX–VIII вв. до н.э. в соответствии с традиционной версией и противоречить девторономическому историку только при наличии серьезных причин.

Заметим, что сказать точно, насколько жители древних Иудеи и Израиля были близки друг другу этнически и лингвистически или, наоборот, различались, скорее всего, невозможно. Почти все авторы согласны с тем, что после падения Израильского царства в конце VIII в. до н.э. значительная часть его населения мигрировала на юг, в иудейские пределы. Примерно тем же временем датируется сведение в одно целое текстов Яхвиста (J) и Элохиста (Е) и создание таким образом пласта J/E — основы первых четырех книг Библии. Безусловно, J/E отражает древнейшие традиции обоих еврейских царств — это тоже не оспаривается. С того же самого времени иудейская идеология считает само собой разумеющимся желанность восстановления иудейско-израильского государственного единства. Вопрос в том, насколько подобная идеология могла извратить историческую истину, насколько именно она ответственна за дискурс о едином Израиле Давида и Соломона?

Но случайно ли многие избегшие ассирийского порабощения израильтяне отправились на юг? Случайно ли иудейская священная история отводит столь важное место древнейшим израильским пророкам? Не очевидна ли языковая и культурная близость этих народов? Близость религиозная — посещение и почитание жителями юга и севера одних и тех же святилищ в течение многих веков? То, что их история, каково бы ни было ее начало, в итоге (и в каком итоге!) стала общей историей, не доказывает ли, что она была общей с самого начала? Проповедуемое ныне механистическое расчленение истории, разложение ее на составные части — худшее, что с ней могут сделать различные специалисты. И следовать им мы напрочь отказываемся.