Легенда о Вавилоне

Бог Мардук вернулся в обновленный дом, что одновременно означало полную реабилитацию Вавилона и замирение между вечными врагами, пусть очень шаткое. Так Асархаддон возродил Вавилон — на погибель Ассирии. Или в том, что Ассирия погибла, царь не виноват? Ведь на протяжении нескольких десятилетий после его правления империя стояла прочно — ив какой-то момент такое положение вещей даже сопровождалось вавилонско-ассирийским равновесием. Может быть, Асархаддон как раз выбрал правильный путь, а подкачали уже его наследники?

Здесь скажем, что и денег, и царской воли все-таки недостаточно, чтобы снова возвести великий город почти что на пустом месте. Напомним, что Асархаддон вовсе не провел свое царствование на вавилонской стройплощадке, а все время, как и прочие ассирийские цари, ходил в разные походы: то на север, к отрогам Тавра, то в Египет. Поэтому огорчимся еще раз, что нам так мало известно о вавилонянах VIII–VII вв. до н.э.: кем были эти люди, раз за разом вступавшие в борьбу с могучим соседом и, по меньшей мере, дважды отстроившие свой город после его полного уничтожения? История молчит.

Выпавшие на долю Вавилона почти три мирных десятилетия объясняют тем, что Асархаддон «удачно» решил вопрос о престолонаследии, посадив одного из своих сыновей на трон в Ниневии и отдав другому Вавилон (наследником престола стал любимый младший сын, а старший был отправлен на юг). Это утверждение можно оспорить. Во-первых, Асархаддон относительно рано умер, процарствовав примерно двенадцать лет[366]

, во-вторых, трудно назвать удачным раздел империи на две части, которые с закономерностью, достойной лучшего применения, вступили в борьбу не на жизнь, а на смерть, пусть властвовавшие над ними царские сыновья вцепились друг другу в горло не сразу же после смерти любимого папочки. В-третьих, в последнюю эпоху существования ассирийской империи царь очень часто находился в походе, при действующей армии, которая являлась его главной опорой. Немудрено поэтому, что Асархаддону понадобились верные наместники в основных городах его царства. По-видимому, он таким образом создавал некий баланс власти, какой-то треугольник: армия — Ниневия — Вавилон, что, возможно, должно было, по его мысли, придать империи некоторую стабильность и, как минимум, уберечь царя от судьбы его собственного отца. Однако, по замечанию Фомы Кемпийского, «человек предполагает, а Господь располагает»^{90}. И сильные мира сего не исключение.

Поздняя ассирийская (а потом и вавилонская) история показывает, насколько человечеству было тяжело выработать разумный механизм престолонаследия. Мы уже говорили, что общество в течение тысячелетий наступало на одни и те же грабли в вопросах государственного управления. Передача власти — частный пример этого печального феномена. Как нередко бывает, наиболее способный царский сын совсем не обязательно оказывался старшим, явно были и другие факторы, влиявшие на назначение преемника[367]. Законное престолонаследие часто оказывается политически несправедливым — вот в чем главный парадокс монархической власти. Много веков потребовалось человечеству, чтобы наконец прийти к тому, что лучшее престолонаследие — все равно законное, с учетом старшинства и всех степеней кровного родства, а потом уже за довольно короткое время убедиться в том, что и его недостатки не поддаются исправлению, после чего, всего около полутора веков назад, начать постепенно отказываться от монархической системы правления, доминировавшей над миром в течение всей писаной истории[368]

. Ибо для того, чтобы обеспечить законный переход власти в государстве, оно должно обладать общественными институтами, помогающими стране пережить междуцарствие, королевскую юность или неполноценность. Рано или поздно эти институты (или структуры) начинают бороться с монархией и в конце концов оказываются и сильнее ее, и даже компетентнее.

Судя по всему, к моменту смерти предпоследнего из великих ассирийских владык его дети еще не вполне укрепились у власти. Поэтому несколько лет они были заняты консолидацией сил, а не междоусобной борьбой. Но избежать ее опять не получилось. Люди VII в. до н.э. (как и их далекие потомки) по-прежнему не могли договориться и сосуществовать — они были способны только побеждать или быть побежденными. На месопотамских равнинах, а точнее говоря, на всем Среднем Востоке, могла быть только одна империя: и будет только одна многие века[369]. Называться она будет по-разному, но сути дела это не меняет. Ассирия была только первой имперской инкарнацией, оттого ее путь кажется столь ошибочным, неудачным и бесплодным. Не потому ли, что создавали эту империю такие же люди, как мы, пытавшиеся идти по самому легкому политическому пути — пути насилия.