Легендарные разведчики - 2

Есть у меня свой ответ. Никогда не поверю, будто жена хотя бы не догадывается, чем на самом деле занимается ее муж. Скрывать это от супруги годами нереально. Может, не до конца, но женщина понимает, какую двойную ношу несет ее близкий человек. Конечно, придумываются легенды, отговорки, объяснения, однако все они зыбкие, на фоне суровой действительности меркнущие. Женщина всегда чувствует истину. Реальность начинается с кухни и заканчивается в постели. Это не Форин Оффис и не Госдеп. Тут нет места обману, который женами быстро раскрывается, здесь все гораздо сложнее и одновременно проще.

Да и все ли мужья скрывают от своих двойную шпионскую жизнь? Ведь женщина может помочь и обычно помогает. Редко кто слышал, чтобы она выдавала супруга контрразведке по идеологическим соображениям. По иной причине — да, и неоднократно: изменил не родине, а ей лично с какой-нибудь красавицей. Так были раскрыты многие важные агенты.

Но одно я должен сказать твердо. Это не версия, а констатация. Не знаю случая, когда бы последовавшая за мужем в СССР супруга-иностранка осталась у нас навсегда. История Мелинды Маклейн тому подтверждение. Декабристок из самых любящих жен-иностранок не получилось.

Может, потому Филби никогда не доверял секретов женщинам. Он их любил, использовал, но, одержимый идеей соблюдения конспирации, никогда не допускал до разведки. Хотя и первая любовь Литци, и сослуживица по СИС Айлин, скончавшаяся от туберкулеза в 47 лет, наверняка знали и помогали. Третья жена Элеонора, с которой он вступил в брак в 1959 году в Лондоне, догадывалась. И не больше?

У Маклейна, думается, сложилось по-другому. В 1940-м, закончив довольно продолжительный роман с собственной связной Китти Харрис, он женился в Париже на американке Мелинде Марлинг. Обеспеченная, независимая, в те годы яркая Мелинда покорила суховатого шотландца своей недоступностью. Какое сожительство — 10 июня 1940 года они сочетались официальным браком в мэрии VII парижского аррондисмана (района), что недалеко от здания тогдашнего советского посольства, а ныне резиденции посла России.

И Мелинда превратилась в помощницу. Ее не смутило признание любимого Дона о сотрудничестве с НКВД. Обещала, невзирая ни на что, всегда оставаться вместе с мужем.

В подтверждение своей гипотезы напомню: в самом конце 1940-х годов в Каире Маклейн просил перевести его с семьей в Москву. И Мелинда об этом знала. «Гомер» ставил МГБ в известность: супруга к переезду-бегству готова. Разве это не подсказывает, что она все понимала?

Конечно, после его исчезновения из дома 25 мая 1951-го отрицала, что какое там знала, даже не догадывалась о связях Дона с Москвой. В июне благополучно разрешилась дочкой, которую она (или они с Доном) тоже назвала Мелиндой. Успевала успокаивать сыновей Фергюса и Донал ьда-младшего, которых настолько затравили в школе, что они вынуждены были прекратить учебу. Это и наскоки журналистов заставили миссис Маклейн обратиться с просьбой разрешить ей уехать из Англии и отдохнуть в обществе своей сестры на вилле на Лазурном французском Берегу. Согласие СИС было получено.

Перед отъездом оставшаяся с тремя детьми на руках женщина не выдала мужа ни единым словом. Отрицала всё. А допрашивал ее лучший британский следователь Вильям Скардон, расколовший, об этом чуть ниже, нашего атомного агента немца Клауса Фукса. Скардон пытался загнать Мелинду в тупик сложными вопросами. Она упрямо и холодно молчала либо все отрицала. И Скардон поверил, напоследок попросив дать ему знать, если Дональд как-то проявит себя. Наивный профессионал высшего класса! Как бы не так!

Уже в июле, за несколько дней до отъезда Мелинды во Францию, ее мама получила сообщение: в швейцарском банке дочку ждет перевод на две тысячи фунтов стерлингов. Для тех лет — сумма немалая. Советская разведка своих в беде не бросала.

Кстати, именно такой стиль поведения в общении с контрразведкой, который применила Мелинда, проповедовал в написанном в Москве пособии для профессионалов Ким Филби. Доказательства должны предъявлять следователи. Выбить их — задача выдвинувших обвинения. Но при чем здесь допрашиваемый? И зачем ему признаваться, если улики только косвенные, а подозрения остаются только подозрениями?

На признание можно идти лишь тогда, когда следователь выкладывает на стол совершенно конкретную улику, являющуюся бесспорным доказательством. В случае с Мелиндой доказать ее вину при твердом сопротивлении было невозможно. Она выдержала.