Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец

Буслаевские дружинники уже сталкивали свой корабль на воду, когда раздался протяжный свист дозорного. Сигнал тревоги мигом прокатился по растянувшемуся на волоке каравану. Купцы, кормчие, кмети, гребцы и слуги торопливо облачались в кольчуги, у кого они имелись, подпоясывались мечами, разбирали копья и топоры, снимали с корабельных бортов щиты.

Из знойного марева степи вынырнули всадники.

Мелькали над высоким травостоем конские шеи и головы, фигуры наездников в островерхих шлемах. У некоторых всадников на шлемах трепетали лисьи хвосты.

Анфиска смотрела на Василия и Худиона, облачающихся в кольчуги.

– Кто эти всадники? – спросила она.

– Половцы, – ответил Худион.

– Дождались напасти, – проворчал Василий и быстро глянул на Анфиску: – Чего стоишь, облачайся в кольчугу! Чаю, не обойдется без сечи.

Анфиска бросилась к своему походному мешку и дрожащими от волнения руками принялась облачаться в воинский наряд. Фома и Пересмета помогали ей.

– На каждого лучника по щитоносцу, – командовал Василий. – Живее, други! Стрелы все берите. Копейщикам держаться купно. Анфиска, отдай свой щит деду Пахому. Он и Яков останутся на ладье, остальные ратники за мной. Живо!

Василий первым спрыгнул с кормы в мелководье у берега. За ним посыпались дружинники, поднимая высокие брызги. Гремели, сталкиваясь, щиты. Чавкала грязь под ногами.

Новгородцы, ощетинившись копьями и прикрывшись щитами, устремились туда, где уже завязывалась битва. Несколько сотен половецких конников с гиканьем неслись на малочисленный отряд вооруженных людей, стоявших заслоном перед конной лавиной.

Между тем гребцы и слуги, не имевшие никакого оружия, продолжали толкать к реке установленные на колодах суда. Еще три ладьи соскользнули в прозрачное лоно реки, их торопливо отводили подальше от берега. Однако большинству насадов грозила печальная участь, как и теснившимся возле корабельных бортов людям.

Появление Василия и всей ватаги крестоносцев было встречено защитниками каравана с воодушевлением. Купцы безоговорочно признали главенство Василия Буслаева, видя грозный блеск у него в очах и спокойную решимость на лицах его удалых дружинников.

Василий быстро перестроил отряд в две шеренги. Впереди он поставил щитоносцев, позади лучников. Двоим воинам Василий велел поджигать траву позади отряда.

Половецкая конница накатывалась с топотом и храпом, с оглушительным визгом наездников. По щитам русичей застучали половецкие стрелы.

Василий отдал команду лучникам и сам поднял свой тугой лук.

Первый же залп оперенных стрел угодил в самую гущу степняков. Заржали раненые лошади. Около десятка половцев свалились с седел в густую траву. Василий вновь отдал команду. Полсотни стрел снова со свистом рассекли воздух.

Степная конница смешалась. Вместе с убитыми всадниками наземь попадали несколько тяжко раненных лошадей, о них спотыкались кони, мчавшиеся следом. Сумятицы добавляли лошади, оставшиеся без седоков и носившиеся взад-вперед.

После третьего залпа лучников Василий сместил свой отряд немного в сторону, открыв взору нападающих степняков полыхающую траву. Пламя быстро расползалось, набирая силу. От струившегося кверху жара плыли очертания людей, лошадей и установленных на катках кораблей.

Половцы повернули назад. В этот миг их накрыл четвертый залп.

Анфиска, выглядывая из-за щита великана Пересметы, приметила одного сердитого степняка, что-то оравшего во все горло и хлеставшего плетью своих же соратников по спинам и головам. Под степняком был очень красивый серый в яблоках конь, который, как и его хозяин, скалил белые зубы и дыбился, сердясь, что прервали его стремительную скачку.

Анфиска подняла лук и прицелилась.

Тонко пропела спущенная тетива. Стрела насквозь пробила шею степняку. Он кувыркнулся из седла, а его горячий жеребец понесся с развевающейся гривой прямо в степь, обгоняя конных половцев и лошадей, оставшихся без наездников.

Сердце Анфиски забилось сильнее от дикой радости. Четыре стрелы она выпустила, но так и не заметила, угодила ли какая-нибудь из них в цель. И лишь пятая стрела у нее на глазах сразила того врага, в какого она и целилась.

Ноги сами понесли Анфиску к тому месту, где свалился с коня сраженный ею половчин.

Он лежал на спине, неловко подвернув под себя левую ногу, его правая рука по-прежнему сжимала плеть. Мертвые раскосые глаза глядели в небо, из открытого рта выбежала тонкая струйка крови.

Вот он – враг, убитый ею! Но вместо торжества в душу Анфиски закралась жалость.

К Чернавке подбежал Фома, схватил ее за руку и потащил за собой.

– Нашла чем любоваться! – процедил он сквозь зубы. – Поганые вон опять разворачиваются для нового натиска. Эти нехристи стреляют метко. Охнуть не успеешь, как получишь стрелу в глаз!

– Это я… я убила его! – запинаясь, лепетала Анфиска. – Пятой стрелой убила!

– Теперь плакать над ним, что ли! – ворчал Фома. – Не дело это, Анфиса, военный строй покидать.