Легендарный Василий Буслаев. Первый русский крестоносец

– Кто ты? – с трудом вымолвила Евпраксия.

– Человек, служащий Сатане, – прозвучал ответ. – Я из секты сатанистов.

Евпраксия попятилась к дверям.

– Куда ты? – окликнул ее рыцарь. – Или ты вдруг охладела к Василию Буслаеву?

Евпраксия замерла на месте, не отрывая глаз от страшного лица графа Тюбингенского, заслонившего в этот миг перед ней все на свете.

Сатанисты! Люди, приносящие в жертву маленьких детей, справляющие свои мрачные вакханалии в ночь молодой луны, имеющие свои обряды, отрицающие триединую сущность христианской веры, по сути враждебные ей. Сатанисты прокляты на веки вечные Римской и Православной Церквями. Один из сатанистов стоит сейчас перед Евпраксией и требует ее душу!

Граф Гуго молчал, но его единственный глаз настойчиво вопрошал: «Отдашь душу или нет? Я жду!»

Евпраксия упала на колени и, склонив голову, прошептала:

– Отдам, если это спасет Василия Буслаева.

– Спасет, спасет… – с некой небрежной уверенностью промолвил граф. – Сатанисты, в отличие от святых и Отцов Церкви, не обманывают людей.

Граф снял с Евпраксии нательный крестик, а взамен протянул ей какой-то круглый амулет на тонкой цепочке.

– Надень! – приказал он. – И ничего не бойся. Отныне ты будешь под защитой Отца Тьмы.

Видя, что пальцы Евпраксии не слушаются ее, граф Гуго сам надел амулет ей на шею.

– Обычно у нас причащают кровью невинных младенцев, – заметил рыцарь с неким подобием улыбки на устах, – но для столь прекрасной женщины можно сделать исключение, заменив кровь вином…

Внезапно все предметы стали расплываться перед взором Евпраксии, в ушах у нее появился странный звон. Она попыталась подняться с колен и потеряла сознание.

* * *

Рано утром к Василию пришел цирюльник и побрил его. Потом пришел священник для последней исповеди. Как всегда, приковылял глухонемой старик со своей похлебкой, но Василий отказался от еды. Зачем ему насыщаться в последние часы жизни?

– Напрасно не ешь, – пробурчал страж-армянин, глядя на Василия из-под густых бровей. – Кто знает, может, силушка тебе сегодня пригодится.

– Где меня казнят? – спросил Василий.

– На Амастрианской площади, – мрачно ответил стражник, – у нас только там сжигают людей. – И захлопнул дверь.

Амастрианская площадь всегда полна людского гомона, скрипа колес, ослиного пронзительного крика. Здесь раскинулся хлебный базар, но сегодня торговцев и покупателей больше занимают приготовления к редкому зрелищу – сожжению преступника на костре.

Несколько русичей, пробираясь через толпу, ворчат на Потаню:

– Не помогла твоя хитрость, хромоногий. Вон, уже и костер приготовлен. Эх, прощай, Вася-Василек!

– Хватит каркать! – огрызнулся Потаня. – Может, кого-то другого нынче жечь будут.

На широкой улице показалась повозка с приговоренным к смерти, окруженная вооруженными всадниками. Исчезли последние сомнения – на повозке стоял Василий в длинной белой рубахе и таких же портах. Его руки были привязаны к невысоким перильцам, возвышавшимся по краям, как бы ограждавшим осужденного от вращающихся колес.

Впереди ехал конный глашатай и громко выкрикивал провинности приговоренного к смерти, а также откуда он родом, его возраст и занятия. О том, что Василий дал обет участвовать в крестовом походе, не было сказано ни слова. Глашатай сообщил, что Василий прибыл в Константинополь из желания стать наемником. Было объявлено, что Василий дослужился до гемиолохита и, желая большего, составил заговор против василевса.

– Во заливает, крикун! – сердито проговорил Костя Новоторженин.

– Может, заткнуть ему глотку!

– Угомонись, – дернул его за рукав Потаня, – а то все испортишь!

– На что ты надеешься, дурья башка? – Фома толкнул в бок Потаню. – Обманул тебя король! Эх, попался бы мне в руки этот Конрад!

– Замолчь! – Потаня погрозил кулаком Фоме. – Ведь условились же – действовать самим в день казни, коль от Конрада проку не будет. Чего ж тебе неймется?

– Стражи видишь сколько вокруг! – прошептал Фома. – Совладаем ли?

Всадники императорской гвардии теснили народ закованными в латы конями, освобождая дорогу повозке с осужденным. На площади из пеших гвардейцев был образован широкий круг, в центре которого возвышалась груда бревен и дров с торчащим в середине столбом. Тут же разгуливал палач в черном колпаке и маске. Подле палача находились несколько подручных, лица которых тоже были скрыты полумасками.

Повозка остановилась.

Прислужники палача – дюжие молодцы – освободили Василия от пут и возвели его на вершину пирамиды из сухих бревен. Там они привязали новгородца цепями к столбу, обложив его до пояса вязанками хвороста.

Теперь взоры многих тысяч людей были устремлены к медному закопченному чану на треноге, в котором горел огонь. Однако палач медлил начинать казнь, хотя уже выдернул из связки факелов один и шагнул с ним к огню.

Возница дернул вожжи, лошади лениво тронулись с места, увозя с площади тюремную повозку.

Умолк наконец и глашатай.

Конная гвардия образовала второй круг позади пешей гвардии.