Легенды Арбата

Скопленных от службы денег как раз хватало на приобретение домика в деревне, где жизнь исконно куда дешевле городской, и земельного участка. Пенсион плюс незначительный доход от сдаваемого в аренду участка позволяли скромную семейную жизнь с детьми, при кухарке, горничной и кучере. Что в городе, конечно, было бы Нахимову не по деньгам. И место для окончательного обоснования супруги подыскивали с хорошим климатом, подальше от полесских болот, что имеет значение для традиционно слабогрудых еврейских детей, из которых пятеро в семье умерли в малолетстве. И от украинских погромных проблем подальше, и к столицам поближе, чтоб покидающие гнездо дети могли хоть изредка из будущих карьер проведывать стариков-родителей.

Вот таким образом дворянский сын Павел Степанович Нахимов был определен в Морской Кадетский корпус, а далее — по всем официальным биографиям. Не считая еще одного. Официально он женат не был, посвящая всю жизнь флоту. Неофициально же состоял в браке невенчаном, что в те времена категорически не приветствовалось и по закону «не считалось»! Подругу жизни звали Рахель, и креститься она отказалась категорически и наотрез. И было у них три сына и две дочери, которые имели статус незаконнорожденных и фамилию отца официально наследовать не могли, наследных

прав по закону не имея. Проживала нахимовская семья в Городке, в общем имении, где он и проводил с ней нечастые вакации. После смерти же Павла Степановича семья не могла претендовать на какую-либо часть его имущественной доли в родовой собственности, и настоянием законных родственников вынуждена была имение навсегда покинуть. Такие дела.

Альтернативная биография русского флотоводца произвела на офицеров впечатление.

— Что за наглая клевета! — в негодовании вскричал зам.

Этот романтический эвфемизм передает содержание длинного непечатного ряда, вылетевшего из зама с лязгом, как товарный поезд.

— Капитализм есть минус советская власть плюс ев-реизация всей страны... — туманно сформулировал начальник свои классовые подозрения.

— Троцкого им мало?! Пастернака им мало?! — брызгал кипятком зам. — Какое отношение они имеют к флоту, вообще?!

— А в меня ты что плюешь? — вздохнул начальник. — Я, кстати, как-то читал, что Колумб был крещеный еврей.

— Над Колумбом пусть испанцы сами шефство берут. В общем — так, — зам решительно шлепнул ладонью по бумагам: — Удовлетворить на пятьдесят процентов! — и левой ладонью ударил по сгибу правого локтя.

— В войну один Фисанович действительно командовал лодкой. Герой Союза, кстати, — сказал начальник.

— При чем тут это?!

— А ты первую страницу перечитай.

Зам вспомнил о перечне благ, и мечта паче жабы стала душить его: бытие определяло сознание, выкручивая ему руки.

— Пошли кого за флаконом на уголок, — пробурчал он с капитулянтской мрачностью.

— Пару тысяч подбрось, — предложил начальник, соотнося нули на купюрах с бутылкой ларьковой сивухи. Таковы были цены эпохи.

Ничто не смягчает национальные трения так, как выпивка. Смотря с кем пить, конечно.

— Да хрен ли нам национальность? — здраво рассуждал начальник. — У героев нет национальности!

— И у мертвецов нет национальности! — горячо поддерживал зам. — Тем более отдавших жизнь за благо страны!

Он открыл стеклянную дверцу шкафа под портретом и вытащил из однотипного ряда тисненую серебром биографию Нахимова:

— Вот! На первой странице: «Родился в семье смоленского дворянина...» Ну?

— Вот тебе и иерусалимский дворянин, — печально сказал начальник. — А все сходится...

То есть у людей произошла типичная психологическая сшибка. С одной стороны, хотелось всяческих благ, которые предлагали без всяких условий. С другой стороны, выходило так, что принять дар означало отдать Нахимова в другой народ. Раз тебе дают по той причине, что он был еврей, — то фактом приема подарка ты соглашаешься с его причиной! Хитроумные жиды упаковали оба факта в один флакон.

— Христопродавцы! — восхищенно плюнул зам. — Вот замутили? Съешь вкусный пряник — и ты наш!

— И рыбку съесть, и попку не ободрать, — подытожил начальник задачу. — Подкинь-ка еще две тысячи.

И после литра ацетоновой сивухи на керосине с осетинским спиртом, пожертвовав часть здоровья чести флага, они упрятали послание в сейф, убедив друг друга про утро вечера мудреней. Для людей, знакомых с похмельем, это странное утверждение.

Мы мало знаем про тонкие миры и связь небес с земным несчастьем, но закон парных случаев срабатывает с

неукоснительностью дуплета. Назавтра перекошенный зам продевал тело в двери эдаким собачьим извивом.

— Ты вчера телевизор смотрел? — спросил он вместо «здравия желаю».

— Ну, нет, — выжидательно посмотрел начальник, особым офицерским рецептором предощущая отыгрыш за свою вчерашнюю выпученность.

— И Кобзона не видел?

— Вместо телевизора, что ли? Тоже нет. Я его вообще не люблю.

— Я тоже. И никто не любит. Но побаиваются. Значит уважают. Что и требовалось доказать. А устраивается неплохо. Знаешь, что он вчера делал?

Заинтригованный замовским сбивчивым поносом: