Легенды Арбата

Как прекрасен Петр на берегу пустынных волн, полн, а кругом им город заложен, полнощных стран краса и диво! И в сем размере отражен гигантский труд его деяний! И все позабудут небольшого медного, понимаешь, всадника, поставленного Екатериной, тоже мне лошадь с гадюкой, — а помнить будут Собчака, увековечившего правление Великим Памятником!

— Петр — Великий? Да? Ну?!

Накал страсти достиг шекспировского монолога. Собчак утер оторопелый пот. Альтернативное будущее гипнотизировало его.

— У ж о тебе!.. — выскочила из него цитата продолженной поэмы.

Город врос в землю. Шпиль Петропавловки походил на золоченую метлу. Мир съежился. Монстр сиял! К мэру вернулся слух.

— И в Гавань тоже не пущу, — сказал он.

11. Возвращение

Я шар земной чуть не весь обошел — и жизнь хороша, и жить хорошо. Я вернулся в мой город, знакомый до слез. Выходи на бой, чудище поганое.

Как мы помним, в какие бы дальние страны, населенные различными, но неизменно недобрыми суще-

ствами ни отправлялся Гулливер — в конце путешествия он неизменно возвращался домой.

Вот таким образом в Москве, сбоку Москвы-реки, никогда не бывшей сколько-то значимой водной магистралью, рядом с конфетной фабрикой «Красный Октябрь» — монументально впаялся в пространство Петр: сбежавший из Москвы в юном возрасте и сделавший все, чтоб ненавистная домотканая столица пришла в ничтожество и упадок. Государь император Петр Алексеевич, перенесший столицу заново на далекий север и чуть не убитый в Москве в невинном отроческом возрасте, Москву терпеть не мог. Просто на дух ее не переваривал, вместе с бородами, армяками, слободами и церквами. Вот стоит. Не знает, что он Гулливер.

Процесс пошел, как гениально выразился первый и последний президент СССР. Как мегатонными вехами процесса, Москва оказалась заставленной циклопическими истуканами Церетели. Возможно, городским властям казалось, что они символизируют своим размером величие нашей эпохи. Вроде как сталинские высотки дали облик своему времени.

За своим плодотворным занятием Церетели развил поистине термоядерную мощь. Если иной город отказывался принимать большую статую — скульптор всучивал ему для первой привычки маленькую. Идешь в Лондоне по Оксфорд-стрит: бац? — в угол дома вмурована такая хреновина в полметра высотой, вроде Прометея, вздымающего вверх свою горящую печень, и на ней надпись: дар скульптора Церетели. Искусство сближает народы. Огребай, руманешти, матросский подарок!

Когда в Нью-Йорке рухнули небоскребы, Церетели подарил городу сорокаметровую слезу. Муниципалитет цинично отверг эту крокодилову слезу. И что? Теперь она пролилась, как серный дождь на Содом и Гомор-ру, на штат Нью-Джерси, другой берег Гудзона, чтоб с Манхеттена хорошо видели и помнили кару господню.

Нью-Джерси штат дешевый, не балованный дарами, он кочевряжиться не стал.

...Если вы обладаете хоть малым пространственным воображением — уменьшите мысленно уродов Церетели до размеров стакана. И бройлерного Де Голля, и букараху на шпиле Поклонной горы. И вдруг вы обнаружите, что они милы — легки, гармоничны и изящны! Стиль, юмор и аллегоричность! Мужик действительно прирожденный миниатюрист. Охота быть гигантом пуще неволи...

И гнут Гулливеры лилипутский народец, мелочь пузатую, предназначенную для их прокормления. Они велики, тяжки и всемогущи. А мы, получается, малы и бессильны. И повинны в недостаточной к ним любви.

Не обижайте детей. Из них вырастает непредсказуемое. Жизнь коротка — искусство мстительно. Отдача художника бывает страшной, и даже сам он не может совладать со своим талантом.

МОНГОЛЬСКОЕ КИНО

Было время — все кинозалы Советского Союза были оснащены цитатой из Ленина — золотом по алому: «Из всех искусств для нас важнейшим является кино». Народу было неведомо авторское окончание сентенции: «...ибо оно одно вполне доходчиво до малограмотного пролетариата и вовсе неграмотного крестьянства». Вторая половина поучения, как оскорбительная для победившего класса-гегемона, была отрезана бережными хранителями ленинизма. А вот для той самой доходчивости. Так кастрируют быков или коней для большей пользы в хозяйственной работе. Не торопитесь завидовать посмертной славе гениев.

И польщенный произведенной над ним операцией народ, уважительно ходя в кино, радовался значитель-

ности своей кинозрительской роли. А начальники, лидеры, партийные секретари и прочие вожди в масштабах от вселенной до дуршлага, тужась, изготовляли ему духовную пишу. «Ленин в Октябре», «Член правительства», «Партийный билет», «Если завтра война», «Человек с ружьем», «Секретарь райкома», «Подвиг разведчика», «Подпольный обком действует», «Бессмертный гарнизон», «Три танкиста», «Четыре танкиста и собака», «Истребители», «Торпедоносцы»... Партия — тогда еще не «Единая Россия», а просто — Партия, она же Коммунистическая Партия Советского Союза, — заботилась о важнейшем искусстве всерьез.