Легенды и были старого Кронштадта

Вот что пишет Данилов: «На другой день я пошел явиться в коллегию и, идучи через Царицын луг, мимо монумента графу Румянцеву, увидел к оному прилепленную бумажку, которая от ветра трепетала, и надпись прочел. Вот что было написано: «Румянцев, ты в земле лежишь, а здесь тебе поставлен шиш!», прочитав, я испугался и, оглядев, отошел скорее прочь и пошел своей дорогой». И время, и стиль виршей совпадает, а потому можно предположить, что развеселый и, безусловно, талантливый капитан-лейтенант Акимов не ограничился лишь одними стихами у Исаакиевского собора.

Из воспоминаний литератора Ф. Булгарина о другом известном в начале XIX века кронштадтском барде лейтенанте Кропотове: «Куплетов Кропотова не привожу; они хотя не черные, но серенькие! Оригинальный человек был этот Кропотов! Недолго служил он во флоте, и вышел в отставку, посвятил себя служению Бахусу и десятой, безымянной музе. Это был предтеча нынешней, так называемой натуральной школы с той разницею, что у Кропотова в миллион раз было более таланта, чем у всех нынешних писак. Стихи Кропотова к бывшему главным командиром Кронштадтского порта адмиралу Ханыкову чрезвычайно остроумны. Жаль, что не могу поместить их здесь! Кропотову недоставало науки и изящного вкуса, именно того, чего нет также и у писателей так называемой натуральной школы, снискавших громкую известность в России, разумеется, у людей, которым грубая карикатура понятнее, следовательно, более нравится, нежели тонкая, остроумная ирония. Кропотов пробовал издавать журнал в 1815 году под заглавием «Демократ», который, однако же, упал, отчасти по неточности самого издателя. Я видывал Кропотова в Кронштадте, куда он приезжал в гости к прежним товарищам и приятелям, но не был с ним коротко знаком. Излишняя, отчасти циническая его фамильярность и грубые приемы пугали меня, и я держался в стороне; но иногда я от души смеялся его рассказам о самом себе. Образ его жизни, характер и поэзия изображены достаточно в следующих его стихах:

О, фортуна!.. Но, ни слова!..С чердака моего пустоваФигу я тебе кажу…»

А вот восьмистишие, ходившее по рукам офицеров Кронштадта после тою, как адмирал Чичагов упустил реальный шанс пленить Наполеона у Березины:

Вдруг слышен шум у входа.Березинский геройКричит толпе народа:Раздвиньтесь предо мной!Пропустимте его,

Тут каждый повторяет:Держать его грешно бы нам;Мы знаем,Он других и самОхотно пропускает.

В 1819 году одновременно с отправкой экспедиции Беллинсгаузена для изучения южных морей были отправлены еще два шлюпа — «Открытие» и «Благонамеренный» — в Берингов пролив, для изыскания возможности прохода Северным морским путем. Экспедиция эта завершилась, в силу объективных причин, не столь удачно, как плавание судов Беллинсгаузена, открывших Антарктиду. Начальнику Северной экспедиции капитану 2-го ранга Васильеву пришлось выслушать, по возвращении в Кронштадт, в свой адрес немело незаслуженных обвинений. Известный в то время любитель-поэт граф Хвостов разразился по итогам плавания Васильева следующей эпиграммой:

Васильев, претерпев на море разны бедства,Два чучела привез в музей Адмиралтейства.

В 20-х годах XIX века флотские остроумцы прозвали часть Финского залива от Кронштадта до Санкт-Петербурга «Маркизовой лужой», в память о маркизе де Траверсе, который в то время возглавлял российский флот и в целях экономии средств запрещал кораблям плавать дальше этой пресловутой лужи. Об адмиралах той эпохи, не ходивших в море дальше острова Гогланд, офицерами была сочинена и следующая злая эпиграмма:

Нынче в мире дивно диво:Наш российский адмирал,

Дослужившись до сената,За Гогландом не бывал!

Имелись любители эпиграмм в Кронштадте и в более позднее время. Так, в 1842 году командир военного транспорта «Або» капитан-лейтенант Юнкер после завершения кругосветного плавания решил переменить место службы. Морской мундир Юнкер сменил на полицейский. Руководство соответствующего департамента располагалось в то время в Петербурге на Второй Адмиралтейской улице. Подобный переход из флота в полицию был событием исключительным и поэтому получил широкую огласку. По Кронштадту ходила карикатура, изображавшая бывшего моряка с полицейским свистком. Надпись под рисунком гласила:

Все части света обошел,Лучше Второй Адмиралтейской не нашел…

При Николае I о службе офицеров на судне Кронштадтского порта «Камчатка», которое часто использовали для прогулок высочайших особ, говорили: