Собор, созданный «в русском стиле», украшен мозаичными панно, выполненными по рисункам В.М. Васнецова, М.В. Нестерова и других известных художников. Внутри храма соорудили специальную сень, под которой находится сохраненный в неприкосновенности фрагмент набережной Екатерининского канала: часть решетки, плиты тротуара, булыжники мостовой, на которые упал, истекая кровью, царь-освободитель. Народная молва утверждает, что до сих пор, если подойти к этому мемориальному месту, можно услышать стоны невинно убиенного государя. В начале XX века в Петербурге сложилась необычная традиция. Посетители бросали на фрагменты мостовой монетки. Мемориальный характер собора подчеркнут и другим любопытным обстоятельством. Высота храма от его пола до верхней точки креста над куполом составляет ровно 81 метр – число, входящее в дату 1881 – год гибели царя, освободившего народ от крепостного права. И еще одна немаловажная деталь. До революции в соборе не совершались никакие ритуальные службы. Здесь не крестили младенцев, не отпевали умерших и не венчали молодоженов. Здесь совершались только ежедневные поминальные службы и произносились проповеди. Ритуальные службы начались только после 1923 года, когда собор на короткое время получил статус кафедрального.
За время советской власти мемориальный собор успел побывать и свалкой мусора, и складом театральных декораций, и даже моргом. Во время блокады в помещение собора свозили трупы с городских улиц. В 1920–1930-х годах в храме было устроено овощехранилище. Ленинградцы вспоминают, что в то время собор называли: «Спас-на-картошке».
С Воскресенским собором, или «Храмом-на-крови», как называют этот мемориальный собор в народе, связана удивительная легенда, тема которой – долговечность и устойчивость власти – стала в Петербурге традиционной. Впервые она обозначилась в городском фольклоре во второй половине XIX века в связи с постоянными ремонтами и подновлениями Исаакиевского собора. Известно, что по окончании его строительства строительные леса снимать не собирались. Выстроенный, как тогда говорили, недобросовестно, собор требовал постоянного ремонта и подновления. «Сорок лет строили, а потом сорок лет ремонтировали», – говорили в народе о соборе. Причем работы производились не за счет средств причта, но на деньги, специально отпускаемые из казны. Денег, похоже, не жалели. По этому поводу в городе родилась легенда, что дом Романовых падет, как только закончится окончательный ремонт и с собора снимут строительные леса. И действительно, леса с Исаакиевского собора впервые сняли только в 1916 году, чуть ли не накануне отречения Николая II от престола и падения самодержавия в России.
Со временем эта тема выпала из поля зрения фольклора. Но вот в 1970-х годах, после полувека поистине варварского глумления над мемориальным храмом, вокруг «Спаса-на-крови» появились строительные леса. Началась реставрация храма. В нем предполагалось открыть музей керамики. Но, как обычно это бывает, работы затянулись. Сначала на пять лет. Потом – на десять. На пятнадцать. К строительным лесам привыкли. Они стали достопримечательностью Ленинграда. Их непременно показывали туристам. Они попали в стихи и песни. Появились весьма осторожные в ту пору предсказания. Мол, стоять советской власти до тех пор, пока стоят леса вокруг «Спаса-на-крови».
Леса разобрали только в 1991 году, почти перед самыми августовскими событиями в Москве, когда советская власть наконец пала.
А еще верующие люди утверждают, что среди икон «Спаса-на-крови» есть одна, на которой будто бы можно разглядеть все роковые даты российской истории – 1917… 1941… 1953… «И еще какая-то дата, – загадочно добавляют они, да вот непонятно какая».
Участок нечетной стороны Невского проспекта от канала Грибоедова до современного Гостиного двора издавна принадлежал придворному истопнику Алексею Ивановичу Милютину. Еще при Петре I Милютин основал здесь фабрику шелковых лент, позументов и парчи с золотыми узорами. Насколько нам известно, это было первое и единственное производственное предприятие на Невском проспекте за всю его историю. Фабрика была настолько популярна в Петербурге, что попала в городскую народную песню: