Как правило, в старом Петербурге в дни театральных премьер и бенефисов к подъезду Александринки выстраивалась длинная очередь карет и экипажей. Среди «золотой молодежи» того времени существовало убеждение, что ходить пешком в Александринский театр неприлично. Говорят, предприимчивые питерские извозчики специально ставили кареты вблизи театра, буквально в нескольких шагах от него. Здесь они нанимались столичными щеголями и лихо подкатывали к парадному входу в театр. Спектакли Александринки высоко ценились в обеих столицах, хотя профессиональная ревность, существующая до сих пор, не исчезала никогда. Одно театральное предание рассказывает, что, когда в Александринском театре готовились к предстоящим гастролям знаменитого московского актера М.С. Щепкина, петербургский актер Боченков, игравший те же роли, что и Щепкин, и очень боявшийся соперничества, мрачно шутил: «В Москве дров наломали, а к нам щепки летят».
Многие театральные имена, связанные с Александринкой, стали составной частью городской мифологии.
Драматическим актером и любимцем петербургской публики был потомственный артист, ведущий трагик Александринского театра с момента его открытия Василий Андреевич Каратыгин. Вместе с ним на сцене Александринского театра выступали его мать и отец. В городском фольклоре Каратыгин остался благодаря многочисленным театральным анекдотам и байкам, главным героем которых выступал этот острый на язык и талантливый трагик. Вот только некоторые.
Однажды летом в Петергофе был выездной спектакль Александринского театра. За неимением других мест, актеров временно разместили в помещении, где обычно стирали белье. Побывавший на спектакле Николай I поинтересовался у артистов, всем ли они довольны. Первым отозвался находчивый Каратыгин, легко каламбуря и смешивая понятие ласки, как проявления теплых чувств, с полосканием белья: «Всем, Ваше Величество, всем. Нас хотели полОскать и поместили в прачечной».
В другой раз, придя во время антракта на сцену Александринского театра, император обратился к артисту: «Вот ты, Каратыгин, очень ловко можешь превратиться в кого угодно. Это мне нравится». Каратыгин, поблагодарив государя за комплемент, согласился с ним и сказал: «Да, Ваше Величество, могу действительно играть и нищих, и царей». – «А вот меня, ты, пожалуй, и не сыграл бы», – шутливо заметил Николай. «А позвольте, Ваше Величество, даже сию минуту перед вами я изображу вас». Добродушно настроенный царь заинтересовался: как это так? Пристально посмотрел на Каратыгина и сказал уже более серьезно: «Ну, попробуй». Каратыгин немедленно встал в позу, наиболее характерную для Николая I, и, обратившись к тут же находившемуся директору Императорских театров Степану Александровичу Гидеонову голосом, похожим на голос императора, произнес: «Послушай, Гидеонов, распорядись завтра в 12 часов выдать Каратыгину двойной оклад жалованья за этот месяц». Государь рассмеялся: «Гм… Гм… Недурно играешь». Распрощался и ушел. На другой день в 12 часов Каратыгин получил, конечно, двойной оклад. По другому анекдоту, на ту же тему, Каратыгин, исполняя просьбу Николая I изобразить его, голосом монарха обратился к стоящему рядом с императором адъютанту: «Слушай, голубчик, распорядись послать этому актеришке Каратыгину ящик шампанского». Николай расхохотался, и наутро шампанское было доставлено к дому актера.
Однажды во время похорон писателя Полевого Каратыгин каламбуром остановил Фаддея Булгарина, который хотел ухватиться за ручку гроба: «Уж ты довольно поносил его при жизни».
В другой раз Каратыгин присутствовал на похоронах одного известного картежника, казацкого офицера. На следующий день его спросили: «Ну, как вам похороны?» – «Великолепно! Сначала ехали казаки с пиками, потом музыканты с бубнами, затем духовенство с крестами, потом покойник с червями, а за ними шли дамы, тузы, валеты, и в конце двойки, тройки, четверки», – играя картежной терминологией и каламбуря, ответил Каратыгин.
Каратыгину приписывают и другие каламбуры, адресованные плодовитым, но бездарным авторам театральных водевилей. Об одном из них он сказал: «Лучше бы он писал год и написал что-нибудь годное, чем писал неделю и написал НЕДЕЛЬНОЕ». А актеру, обратившемуся к нему с вопросом: «А помнишь ли ты мою пьесу?», он ответил: «Еще бы! Я ведь злопамятный».
В другой раз, по поводу драмы «В стороне от большого света», Каратыгин будто бы сказал: «Первое действие драмы происходит в селе, второе – в городе, все же остальное написано ни к селу, ни к городу».
Каратыгина похоронили на Тихвинском кладбище Александро-Невской лавры. Согласно одной из легенд, он был положен в гроб живым и перед смертью будто бы даже приподнялся. Как утверждают жизнерадостные театралы, это была его последняя искрометная шутка.