Легенды крови и времени

– Приятно, Джимми, когда мое ремесло называют вежливыми словами, – отозвалась мистрис Бишоп. – Ну что стоите, истуканы? Вы дотащите моего пациента до огня или я сама должна его нести?

– Джимми ударило картечью в шею, – торопливо объяснял Маркус, пока они с Аароном волокли Джимми к очагу. – Думаю, осколок задел вены и застрял в артерии. Кожа вокруг почернела. Возможно, от ожога. Я сделал из рукава жгут и попытался остановить кровь, насколько это возможно при шейной ране.

– Вижу. – Мистрис Бишоп взяла щипцы, в которых была зажата самодельная свечка, сделанная из стебля ситника. – Как тебя звать? – спросила она, осматривая рану.

– Маркус Макнил. Возьмите это.

Порывшись в кармане, он достал смолистую лучину, взятую из дома. Она давала больше света, чем помаргивающая свечка. Маркус поднес конец лучины к пламени, и та сразу же вспыхнула.

– Спасибо. – Щипцы мистрис Бишоп подхватили лучину. – А ты, оказывается, знаком со строением тела. Не из гарвардских ли студентов будешь?

Даже будь он студентом, пренебрежение в глазах мистрис Бишоп заставило бы его это отрицать. Она явно не жаловала тамошнее образование.

– Нет, мэм. Я из Хедли, – ответил Маркус, тревожно глядя на бледное лицо и посиневшие губы Джимми. – По-моему, Джимми не хватает воздуха.

– Нам всем не хватает воздуха. Особенно с таким дымом. – Сказав это, мистрис Бишоп глубоко затянулась и выпустила густое облако дыма. – А он немного поспит, – добавила она, взглянув на Джимми.

Маркус благоразумно воздержался от вопроса, проснется ли мальчишка вообще.

– Мне понадобилось восемнадцать часов, чтобы помочь этому мальцу появиться на свет. А какой-то идиот одним выстрелом мог бы сжить его со свету. – Мистрис Бишоп достала из кармана небольшую фляжку. – Война – напрасная трата женского времени.

Мистрис Бишоп зубами вытащила пробку и выплюнула в огонь. Послышался хлопок, затем шипение, после чего пробка ярко вспыхнула. Врачевательница сделала солидный глоток и протянула фляжку Маркусу.

– Спасибо. Я не буду.

Маркус и сейчас чувствовал, что его в любой момент может вывернуть. Воспоминания о битве рвались заполонить его разум.

Он убил человека.

Где-то в Англии завтра проснется мать, еще не зная, что у нее больше нет сына. И в этом виноват он, Маркус Макнил.

– В следующий раз, прежде чем спустить курок, подумай о той рыдающей матери, – сказала мистрис Бишоп, снова поднося фляжку к губам.

Эта рыжая женщина непостижимым образом узнала о том, что будоражило больную совесть Маркуса. Удивленный и напуганный ее проницательностью, Маркус зажал рот ладонью, чувствуя новые позывы на рвоту. Мистрис Бишоп сердито посмотрела на него, щуря светло-карие глаза:

– Только не вздумай рассказывать мне, как это тебя всколыхнуло и взбудоражило. У меня нет времени выслушивать твои охи и вздохи. Тут один из парней Проктора улепетывал от англичан, угодил в яму и сломал ногу. Первая вразумительная история о сражении, которую я сегодня услышала.

Мистрис Бишоп опять припала к фляжке, затем поднялась на ноги и поманила Маркуса за собой.

Маркус оставался там, куда его привели, пока бурление в животе не прекратилось. Однако рыжеволосая врачевательница решила, что он прохлаждается слишком долго.

– Ну? – крикнула она, вставая над лежащим солдатом, выпучившим глаза от боли и страха. – Будешь и дальше падать в обморок или соизволишь мне помочь?

– Я никогда не вправлял кости.

Маркус чувствовал: мистрис Бишоп признаёт только правду.

– Ты и человека никогда не убивал. Все когда-нибудь происходит в первый раз, – язвительно заметила мистрис Бишоп. – И потом, я не прошу тебя вправлять кость. Этим я займусь сама, а ты будешь его держать.

Маркус встал возле головы солдата.

– Не там! – У врачевательницы Бишоп закончилось терпение. – Держи справа здесь, а слева – здесь. – Она уперла руки Маркуса в правое и левое бедро лежащего.

– Сара, у тебя найдется выпить? – хрипло спросил солдат.

Маркусу подумалось, что бедняге и впрямь нужен хороший глоток рома. Судя по виду увечной ноги, большая берцовая кость сломана пополам.

– Давай-ка глотни сначала сам. – Сара Бишоп впихнула фляжку в ладонь Маркуса. – Потом передашь Джону. Ты опять весь позеленел.

На этот раз Маркус не противился, и ром обжег ему горло и потек внутрь; затем он поднес фляжку к солдатским губам.

– Спасибо, – прошептал тот. – Сара, а у тебя найдется еще какое-нибудь болеутоляющее? Посильнее?

Солдат и врачевательница как-то странно переглянулись.

– Не здесь, Джон Проктор.

– Я просто спросил, – вздохнул Проктор, опуская голову. – Довольно и рома.

– Макнил, ты готов? – поинтересовалась Сара, зажимая трубку в зубах.

Маркус не успел не то что ответить. Он даже не успел понять вопрос, как Сара соединила сломанную кость. Мышцы на ее руках взбухли от напряжения.

Проктор буквально взвыл от боли, потом потерял сознание.

– Вот так. Дело сделано. – Сара похлопала ногу Проктора. – Эти Прокторы никогда не стеснялись проявлять чувства.

При таком серьезном переломе пациент Сары прекрасно держался, подумал Маркус, но решил оставить свои мысли при себе.