– А теперь должен кое в чем признаться. – Его блестящие черные глаза останавливались то на одном лице, то на другом. – Я дал понять, что на протяжении эонов моя ярость истощилась. Это действительно так. Рыдания, разрывавшие мне грудь, злоба, заставлявшая меня скрежетать зубами, гнев, из-за которого содрогался и ныл мозг, – все это прошло; вокруг не было ничего, что могло бы подогревать эти эмоции. Горькие думы сменились трагической меланхолией, а затем, наконец, покоем – покоем, который нарушило ваше прибытие.
И теперь меня охватило новое стремление! По мере того как ко мне возвращается прошлое, вместе с ним возвращается желание воздать по заслугам тем, кто меня обманул и предал. Но при этом наблюдается разница. Теперь я холоден и осторожен. Возможно, я больше никогда не смогу испытывать поглощавшие меня когда-то бешеные страсти. С другой стороны, кое-какие периоды моей жизни еще недостаточно прояснились. – Снова несколько красных и пунцовых звездоцветов потеряли яркий блеск; Моррейон напрягся, его голос зазвенел: – Я стал жертвой преступлений, и преступники должны быть наказаны! Архивёльты Музорга заплатят сполна за то, что сделали со мной! Им нет прощения, они не заслуживают никакого снисхождения! Лунатик Вермулиан, сотрите прежние символы с обода навигационного колеса! Отныне наш пункт назначения – планета Музорг!
Вермулиан взглянул на коллег, чтобы узнать их мнение.
Ильдефонс прокашлялся:
– Рекомендую Вермулиану сперва высадить на Земле тех из нас, кого ждут неотложные дела. Затем другие смогут сопровождать Вермулиана и Моррейона к Музоргу. Думаю, так будет удобнее для всех.
Моррейон произнес, тихо и зловеще:
– Мои дела важнее любых других – я их и так откладывал слишком долго. – Повернувшись к Вермулиану, он приказал: – Хорошенько разожгите кадильницу ускорителя! И направьте дворец прямо к Музоргу!
Проказник из Снотворной Заводи смущенно заметил:
– Было бы целесообразно напомнить, что архивёльты располагают мощными магическими средствами. В частности, так же как у вас, у них есть звездоцветы.
Моррейон яростно разрубил воздух ладонью – при этом посыпались искры.
– Магия порождается внутренней силой! Одна моя жажда мести нанесет поражение архивёльтам! Я заранее предвкушаю битву и торжество победы. А как они пожалеют о том, что со мной сделали!
– Говорят, что сдержанность и снисходительность – наилучшие из добродетелей, – осмелился возразить Ильдефонс. – Архивёльты давно забыли о вашем существовании – ваша месть покажется им несправедливой и необоснованной жестокостью.
Моррейон резко повернулся, вперив в лицо Ильдефонса неукротимый взгляд блестящих черных глаз:
– Я отвергаю эту концепцию! Вермулиан, подчиняйтесь!
– Мы уже летим к планете Музорг, – отозвался Лунатик Вермулиан.
Ильдефонс сидел на мраморной скамье между парой лимонных деревьев, блестевших серебряными фруктами. Риальто стоял рядом, элегантно поставив ногу на скамью, – такая поза позволяла ему демонстрировать белую подкладку розового атласного плаща самым эффектным образом. Странствующий дворец летел среди скопления тысяч звезд; великолепные светила проплывали сверху, снизу и по обеим сторонам павильона – хрустальные шпили дворца переливались миллионами мерцаний.
Риальто уже успел выразить беспокойство по поводу последних событий. Теперь он заговорил снова, еще настойчивее:
– Было бы полезно отметить тот факт, что Моррейон не располагает достаточными магическими средствами, хотя утверждает, что его внутренняя сила способна преодолеть любые ухищрения.
– Магическая сила Моррейона носит истерический характер, она расплывчата, не сфокусирована! – выпалил Ильдефонс.
– В этом и заключается опасность! Что, если по ошибке – или просто по неосторожности – его гнев обрушится на нас?
– Почему это вас так беспокоит? – поднял брови Ильдефонс. – Вы сомневаетесь в своих способностях – или в моих?
– Следует предусмотреть любые возможности, – с достоинством возразил Риальто. – Не забывайте о том, что Моррейон еще не имеет четкого представления о некоторых событиях своей жизни.
Ильдефонс задумчиво дернул свою седеющую желтоватую бороду:
– С тех пор прошли эоны, мы все изменились – и Моррейон изменился не меньше нашего.