Легкие деньги

Похороны назначили на вторник. Панихида проводилась в католической церкви Святого Эдмунда. Ни Райан, ни его сестра не относили себя к числу тех, кто регулярно ходит в церковь. Их родители, правда, посещали приход почти каждое воскресенье в течение последних сорока лет. Именно здесь Фрэнк и Джанетт Даффи поклялись друг другу в верности до самой смерти. Здесь они крестили и впервые причастили своих детей. Сестра Райана, Сара, и ее муж тоже венчались здесь. Много лет назад Райан, сидя в последнем ряду на очередной воскресной проповеди, узнал от одного церковного служки, откуда на самом деле берутся дети. За толстой дубовой дверью исповедальни Райан не раз перечислял свои грехи старику священнику с красным носом пьяницы. «Благословите, святой отец, я согрешил…»

Он задумался над тем, когда в последний раз исповедовался отец. И в чем.

Церковь Святого Эдмунда была построена из камня, кажется, в стиле испанской миссии. Правда, стиль весьма отдаленно напоминал испанский по той простой причине, что миссионеры решили не забираться так далеко в поисках мифических семи золотых городов. Долина Сан-Луи и горы Сангре-де-Кристо на юге и юго-западе Колорадо буквально кишели свидетельствами о городах из чистого золота. Испанцы, по-видимому, остановились, завидев, что пейзаж вокруг становится чересчур пустынным. Даже в шестнадцатом веке переселенцы поняли: разжиться в Пайдмонт-Спрингс нечем.

Эх, если бы они только заглянули на чердак Фрэнка Даффи!

Райан почувствовал прохладу. Внутри церкви всегда было холодно, даже в июле. Витражи не пропускали внутрь естественный свет. Запах ладана витал над стоящим в центральном проходе гробом, дым медленно поднимался к гладким камням перекрытия. Немало людей пришло на службу – у Фрэнка Даффи было много друзей, ни один из которых даже не догадывался о шантаже и двух миллионах долларов. Одетые в черное, скорбящие, они разместились на тридцати рядах скамей по обе стороны центрального прохода. Отец Маршалл служил панихиду, натянув на лицо маску печали, а на тело – пурпурную ризу. Райан сидел в первом ряду рядом с матерью, сестрой и зятем. Лиз, которая теперь жила отдельно, «не имела возможности прийти».

Органная музыка неожиданно прервалась. Тишина заполнила церковь, ее то и дело пронзали крики нетерпеливых младенцев. Райан сжал руку матери, когда его дядя пошел к кафедре, чтобы произнести речь. Дядя Кевин был толст и лыс, страдал сердечной болезнью и прежде являлся первым (из двух братьев) претендентом на смерть – от сердечного приступа. Но смерть Фрэнка Даффи опередила его.

Дядя включил микрофон, прочистил горло и произнес дрожащим голосом:

– Я любил Фрэнка Даффи. Мы все его любили.

Райан хотел послушать речь, но его мысли витали далеко. Несколько месяцев назад они уже знали, что час отца близок. Все началось с кашля, который старик приписывал своей старой доброй эмфиземе. Затем врачи нашли поражение тканей в области гортани. Домочадцы боялись, что отец потеряет голос, – ведь Фрэнк Даффи был настоящим затейником. Он всегда рассказывал анекдоты за барной стойкой, громче всех смеялся на вечеринках. Было бы жестоко лишить его возможности говорить – все равно, что ослепить художника или оторвать руки музыканту. Но повреждение гортани оказалось только верхушкой айсберга. Рак пустил метастазы. Врачи дали отцу максимум три-четыре месяца. Он не потерял голоса – только чувство стыда за ужасный поступок заставило его замолчать раз и навсегда. Злая ирония заключалась в самой его смерти.

Речь продолжалась:

– Мой брат трудился всю жизнь. И он был из тех, кто начинает нервничать, стоит только покерной ставке подняться выше пятидесяти центов. – Улыбка сползла с лица дяди Кевина, он помрачнел. – Но Фрэнк всегда отличался широтой души и высотой духа, и Господь наградил его за это любящей семьей.

Райан чувствовал лишь пустоту в сердце. Трогательные слова дяди не казались ему такими уж важными, а в свете недавних событий не выглядели даже искренними.

Было слышно, как во втором ряду зарыдала тетя. Еще несколько человек залились слезами. Райан посмотрел на мать. За черной вуалью – ни слезинки. Любопытно, подумал он. Джанетт сидела прямо, с каменным лицом, ничего не выражающим. Никаких признаков печали, горя, вообще какого-либо расстройства. Да, конечно, болезнь отца затянулась. Возможно, мать уже выплакала все слезы.

Или, быть может, ей что-то известно?

Глава 6

Эми успела к сроку, назначенному Фелпсом. Всегда успевала. Правда, на этот раз она чувствовала себя оскорбленной. Поэтому, закончив работу, она ушла домой.

По дороге Эми представляла себе, на что потратит деньги, – фантазировала. Она не станет посылать сообщение в компанию. Нет, поедет прямо в офис, как делает это каждый день. Возьмет кофе, сядет за стол. Но компьютер включать не будет. Даже дверь в кабинет не закроет. Оставит ее распахнутой – пусть заходит кто хочет, например, очередной Фелпс, вздумавший ее разозлить.

В какой-то момент фантазии стали похожи на настоящую паранойю.