Легко ли плыть в сиропе. Откуда берутся странные научные открытия

Последнее, к слову сказать, намного сложнее, потому что творчеством здесь и не пахнет, более того, творчество здесь противопоказано. Надо многократно, раз за разом воспроизводить все условия и повторять все операции, фиксируя результат, в идеале один тот же. Рутина, тоска зеленая. А тут еще гаденькая мысль, которая посещала каждого ученого, сделавшего открытие "на Нобеля": а вдруг не воспроизведется? Ведь получилось же, чего добра от добра искать? В печать! Отчасти поэтому как минимум половина "научных" результатов, опубликованных в научных журналах, не воспроизводится. Настоящие ученые так не поступают, они собирают волю в кулак, наступают на горло своей творческой песне и погружаются в рутину воспроизведения.

Еще большего упорства требуют от ученых длительные, так называемые лонгитюдные исследования. Помнится, в начальной школе нас заставляли вести дневники погоды, записывать каждый день в определенное время температуру воздуха и наличие осадков.

Все это быстро приедалось, и только кнут в виде двойки по природоведению заставлял дотягивать записи до конца четверти. Настоящие ученые занимаются похожими делами даже не годами, а подчас десятилетиями, по доброй воле и не требуя в качестве награды никакого пряника.

Лонгитюдные исследования важны во многих областях человеческой деятельности, но особенно – при изучении самого человека. Люди с возрастом меняются: растут, развиваются, накапливают знания (не скажем – умнеют), стареют, заболевают, но все по-разному. В этом общем тренде есть индивидуальные особенности, для научного описания которых необходимо систематическое наблюдение за одними и теми же испытуемыми.

Но тут исследователи сталкиваются с тем, что мы назовем "эффектом Ходжи Насреддина". Напомним, в чем суть дела. Ходжа Насреддин, легендарный мусульманский философ-самоучка и практикующий психолог, по заказу бухарского эмира взялся за 20 лет обучить своего ишака богословию. Неисполнение обязательств по договору грозило Ходже Насреддину смертной казнью, но он нисколько не боялся. За 20 лет, говорил он, кто-нибудь из нас троих обязательно умрет, или эмир, или ишак, или я, так что эксперимент останется неоконченным.

Так и в наше время. Ученый, начинающий лонгитюдное исследование, всегда рискует столкнуться с тем, что испытуемые по какой-то причине выпадут из эксперимента, не только по объективной, но и по субъективной причине – им, ненастоящим ученым, это может просто надоесть. То же и с заказчиком работ. Вы можете назвать хоть одно исследование, не имеющее отношения к военным разработкам и безопасности, которое бы бесперебойно финансировалось в России на протяжении последних 40 лет? Мы не можем. В других странах дело обстоит ненамного лучше: заказчики везде одинаковые, все умеют считать деньги.

Что остается делать настоящему ученому в этой пиковой ситуации? Совместить функции испытуемого, заказчика и исследователя и проводить исследование на себе, на свой собственный страх и риск (финансовый). Один из ярчайших примеров такого научного подвижничества подарил нам Дональд Унгер, практикующий врач-иммунолог из больницы в Таузенд-Оукс, Калифорния. Сейчас ему 91 год, 50 лет из них он посвятил своему главному исследованию, результаты которого опубликованы в виде письма в редакцию в уважаемом медицинском журнале[97].

В порядке исключения мы не будет описывать это исследование, а приведем полный текст письма (естественно, в переводе), благо оно очень короткое.

Итак.