Легкое поведение

— У меня до сих пор из головы не идет последняя телеграмма Белла.

— Да, сурово, — согласился Моррисон.

Редактор написал им, что японский коллега в Лондоне задал ему вопрос, правда ли, что все корреспонденты «Таймс» умерли, — что-то от них давно ничего не слышно.

— Как будто он не знает, что мы не сидим сложа руки! Я в ярости от такого оскорбления.

— Да, шутка жестокая, — согласился Моррисон, потому что его она тоже задела. На что были потрачены все эти месяцы?

— Ты остаешься здесь?

— Нет, вернусь в Китай. Блант прикрывал меня все это время — и заслуживает отдыха. В любом случае, я уверен, что буду гораздо полезнее в Пекине. Когда ты едешь?

— Сегодня вечером. А ты?

— Через два дня. — Они пожали друг другу руки. — Ты достойно сражался, — сказал Моррисон. — И ты действительно стремился совершить революцию в своем деле. Но против тебя были и японский генералитет, и британский министр, весь журналистский корпус, включая нашего дорогого Бринкли, и даже иностранный департамент «Таймс». Я предлагаю тебе примириться со Всевышним, потому что, если и Он отвернется от тебя, ты будешь навеки проклят.

В тот вечер Мэй принадлежала Мартину Игану, их ожидала прощальная ночь. Чувствуя острую необходимость отвлечься, Моррисон слонялся по лобби «Империала» в надежде наткнуться на знакомых корреспондентов, которые планировали прогуляться в Йошивару, токийский квартал «красных фонарей». Он как раз завидел эту группку и уже собирался присоединиться к ним, когда с ним поздоровалась привлекательная, модно одетая молодая леди:

— Добрый вечер, доктор Моррисон.

Ее лицо показалось ему знакомым, но он не мог сразу вспомнить, кто же она.

— Мисс…

— Франклин. Элеонора.

Он улыбнулся:

— Конечно. Последний раз, когда я вас видел, вы были…

Она показала на свое платье:

— Не затянута в корсет.

Моррисон рассмеялся и хотел было сказать что-то еще, когда заметил, что взгляд мисс Франклин скользнул в сторону. Он обернулся и увидел, как по лобби под руку с Иганом вышагивает Мэй в роскошном кимоно и с прической в стиле гейши. Ее лицо и шея были выбелены, губы накрашены помадой цвета спелой вишни. Они с Мартином шли на прием, который устраивали в бальном зале отеля.

— Забавно, эффектно и одновременно жутковато, вы не находите? — заметила мисс Франклин. — От Моррисона не ускользнули нотки напряжения, звучавшие в ее голосе, хотя она и старалась играть безразличие. — Для женщины столь респектабельного происхождения она действительно ведет себя вызывающе.

Моррисон был вынужден признать, что это правда.

— Я понимаю, почему мужчины так очарованы гейшами, — продолжила мисс Франклин. — Гейша стремится к тому, чтобы возвысить эго мужчины. — Она снова перевела взгляд на парочку, которая остановилась поболтать с друзьями, и задержала его на фигуре Игана. — Я думала… — печально произнесла она, — о, я не знаю почему, но я была о нем лучшего мнения. Глупо, конечно. В любом случае, это удивительно, что западные женщины, которые только-только начали добиваться независимости для себя, вынуждены конкурировать с такими пустыми созданиями. Вам известно, что с японской женщиной можно развестись только по причине ее непослушания, ревности, слабого здоровья или болтливости?

— Если бы такие стандарты применялись на Западе, — отшутился Моррисон, — боюсь, сохранилось бы не так много браков. Во всяком случае, среди моих знакомых многие бы пострадали.

Мисс Франклин рассмеялась:

— Мне нравится ваше чувство юмора, доктор Моррисон. Я бы выпила виски, вы составите мне компанию?

К Моррисону подошел один из корреспондентов и поинтересовался, собирается ли он с ними в Йошивару.

— В Йошивару? — воскликнула мисс Франклин. — А можно я тоже пойду?

— Это район куртизанок, — смущенно улыбнулся мужчина.

— О, я знаю, — сказала она. — Я только сбегаю к себе, переоденусь в мужское платье. Это как раз то, что нужно. Я спущусь через десять минут.

Корреспондент перекинулся взглядом с Моррисоном, который просто пожал плечами.

Отправившись на нескольких jinrikisha[48], они прибыли к величественному храму Сенсодзи, на окраину Бессонного города. Оттуда двинулись по узким, освещенным фонарями улочкам. Воздух был напоен музыкой и благоуханием жасмина и жженой апельсиновой кожуры, с помощью которой японцы отгоняли москитов.

— Мир цветов и ив, так его называют, — сказала мисс Франклин.

Мимо прошла поющая девушка «синг-сонг» в сопровождении своей служанки. Печальные звуки shamisen[49] слетая с шелковых струн, неслись из окон трехэтажного дома, перебиваемые криками пьяных мужчин. Их маленькая группка свернула на еще более узкую улочку, где «феи ночи» сидели в зарешеченных окнах, неподвижные, словно статуи, и ярко-красные фонари окрашивали в розовый цвет их выбеленные лица, похожие на маски, а золотые и серебряные нити кимоно, казалось, подмигивали прохожим.