Лейб-хирург (СИ)

– Как зовут тебя, казак?

– Ефим.

– Я военный врач, коллежский советник Довнар-Подляский. Это как полковник у казаков. Обещаю, что никто не присвоит твой трофей. Но с оружием в медсанбат нельзя. Давай сделаем так. Сейчас санитар отнесет пулемет ко мне в землянку. Он будет там, пока тебя не навестит кто-нибудь из друзей. Ведь навестят?

– Не сумлевайтесь, ваше высокоблагородие! Браты не кинут. Сдадут германские пушки и заедут.

– Вот им и отдам. Тебе еще в госпитале лечиться, а там точно заберут. Договорились?

– Не обмани, ваше высокоблагородие!

– Гадом буду!

Казак улыбается. Воспользовавшись моментом, Никифоров забирает пулемет.

– Тяжелый, зараза! – кряхтит.

А ты думал! Это не «калашников».

– Вот еще, – казак вытаскивает из сена подсумки с магазинами. Нет, точно на войну собрался! Никифоров, недовольно бурча, забирает и подсумки, затем тащит все в мою землянку. Склоняюсь над раненым. Что тут у нас? Сквозная рана бедра, но крупные сосуды, похоже, не задеты – на повязке небольшое кровавое пятно, которое уже подсохло. Еще бок… Похоже по касательной задело.

– Повезло тебе, Ефим! Раны не тяжелые. Через пару недель вернешься в сотню.

– Благодарствую, ваше высокоблагородие!

Шум мотора. Распрямляюсь и смотрю на дорогу. По ней, вихляя на снежных заносах, катит легковой автомобиль. Поравнявшись с расположением медсанбата, сворачивает к нам. Это кого принесло? Автомобиль замирает у саней, из него лезут наружу какие-то штатские с деревянными треногами в пальто с меховыми воротниками и такими же шапками. Последним выбирается незнакомый офицер в шинели и фуражке. Это чего он так форсит в мороз? Оглядевшись, офицер направляется ко мне.

– Здравия желаю! Поручик Крайнюков, сопровождаю репортеров столицы. Здесь, – он указывает на стоящих позади штатских, – господа из «Нашей нивы», а также оператор синематографа. Господин?.. – он вопросительно смотрит на меня. Понятно. На мне белый халат, погон не видно.

– Военный врач Довнар-Подляский.

Хватит с него.

– Мы прибыли, чтобы запечатлеть героический труд наших санитаров и врачей.

– Почему именно к нам? Или случайно завернули?

– Никак нет, господин Довнар-Подляский! Из штаба фронта направили. У вас лучшие результаты в лечении: самая низкая смертность среди медицинских учреждений фронта. В Минске хвалили. Говорят, раненых из шестнадцатой дивизии привозят хорошо прооперированными, переделывать за малым числом ничего не нужно.

В самом деле так или в штабе решили прогнуться? Знают, что я здесь? Хотя вряд ли. Не такая я величина.

– Нам нужно снять, как трудятся врачи.

– Я здесь не командую, поручик. Подождите. Сейчас позову коллежского асессора Зильбермана. Но если он за операционным столом, придется подождать.

– Мы располагаем временем, господин Довнар-Подляский.

Поворачиваюсь к операционной землянке. В этот миг сверху доносится стрекот мотора. Задираю голову – самолет, вернее, аэроплан. Наш или немецкий? Последний – вряд ли, с началом наступления я их не наблюдал. Отогнали наши «парасоли» немецкие этажерки. Да и что делать немцу в нашем тылу? Наши продвинулись далеко, раненых везут долго. Михаил говорил, что не сегодня-завтра перебазируемся ближе к фронту. Остановка за подходящим помещением, его сейчас ищут…

Самолет приблизился и заложил вираж, рассматривая расположение медсанбата. На крыльях – кресты. Твою мать! Это дежавю какое-то.

– Воздух! Немецкий аэроплан! Всем укрыться в землянках!

Ору, что есть сил. На площадке будто разворошили муравейник. Санитары тащат раненых из саней, возчики отгоняют те к деревьям. Народ опытный, на фронте давно. А вот штатские даже не сдвинулись. Больше того – расставляют свои треноги и нацелили аппараты в воздух. Они, что, идиоты?

– Господин поручик! Уберите репортеров!

Застыл как соляной столб… Штабной, что ли? Разумеется. Не фронтовику же журналистов пасти… Мать! Мать!

Несусь к своей землянке. Немца нужно пугнуть. Медсанбаты бомбить они храбрые, а вот получат отпор… Никифоров поставил «Мадсен» у самого входа, подсумки сложил рядом. Отстегиваю крышку подсумка и выхватываю магазин. Полный, это даже по весу ощущается. В окне тускло блестят латунные гильзы. Беру пулемет и вставляю магазин в приемное окно сверху. Сытый щелчок – он на месте. Теперь ручку справа на себя… Я никогда не стрелял из «Мадсена», но видел, как это делают другие.

Снаружи гремит взрыв – фашист сбросил бомбу. Пол из плах вздрагивает под ногами. Выскакиваю из землянки. Покосившись, осел на бок автомобиль – взрыв бомбы пришелся рядом. Меткий, гад! Люди… Пострадавших не видно. Репортеров не зацепило. Они даже не подумали укрыться. Приникли к своим камерам и снимают атаку самолета. А фашист закладывает вираж, сейчас прицелится лучше…