— Не виноватые мы, он сам пришёл, — ответил я на его шутку (это же шутка была, да?). — Тело обнаружил старший матрос Байрачный. Гвардеец лежал на стульях именно в таком положении.
— Что ж, посмотрим, — Разумовский прошёл через комнату и откинул ткань с трупа, — вспомним молодость, так сказать.
Он достал из кармана тонкие медицинские перчатки. Натянул их на руки и приложил палец к шее покойного. Постоял так несколько секунд и склонился ухом к лицу гвардейца. Затем повернулся, принюхался и, оттянув нижнюю челюсть мертвеца, осмотрел его рот.
— Что ж, он мёртв, — резюмировал Евгений Аскольдович, ковыряясь пальцами в глотке гвардейца.
Гадел с Гвоздём переглянулись после слов Разумовского, и это не скрылось от его глаз.
— Всегда начинаю с проверки, — пояснил он, — а то бывают случаи, знаете ли.
— … — пискнул в углу Фея, но никто не обратил на него внимания.
Вместо этого Анджей указал на креветку в руках главы тайной канцелярии:
— Его отравили?
— Возможно, — Разумовский расстегнул китель покойного и принялся осматривать тело, — более точно скажу после экспертизы.
— У нас анализатор есть, — вспомнил я про Гусара.
— Не помешает, — Разумовский достал из кармана штанов гвардейца две склянки и сложенный листок бумаги, который тут же развернул, и вчитался.
— Я здесь, — не успел я позвать Мишу, как он сам зашёл в комнату с упаковкой галет в руках, — обо мне говорили?
— Проверь, пожалуйста, все блюда на яд, — попросил я, наблюдая, как шевелятся брови, и морщится лоб Разумовского.
Со стороны могущественный глава тайной канцелярии походил на школьника, который заучивает стихотворение. Он опустил руку с запиской, а его губы продолжали шевелиться, как будто он проговаривал что-то про себя. Аж интересно стало, что там такого написано, что он так задумался? Но я не рискнул спрашивать. Сам расскажет.
— Всё проверил, — отчитался Миша, отходя от стола.
— Позвольте, угадаю, — Разумовский вынырнул из размышлений и сфокусировал на нас взгляд, — яда нет, даже в креветках.
— Так точно, — кивнул Миша.
— Тогда, будьте любезны, проверьте ещё и это, — Евгений Аскольдович протянул обе склянки и добавил, когда Гусар к ним потянулся: — только в моих руках, либо наденьте перчатки.
— Хорошо.
Миша не стал ничего одевать и поочерёдно ткнул прибором в каждую ёмкость. Анализатор мигнул пару раз и выдал экран загрузки.
— В одном Лиловый Скороспел, — зачитал Гусар, — в другом противоядие.
— Любопытно, весьма любопытно, — протянул Евгений Аскольдович.
— Я думал, Скороспел запрещён и уже не растёт в Питере, — Миша сцапал со стола оставленный им же бутерброд и откусил сразу половину.
— Так и есть, капрал, — кивнул Разумовский и прошёл к пульту управления климатом, — в горах постоянно обрабатывают почву химией, а это, видимо, старые запасы.
Он нажал несколько кнопок на панели, и в ней открылся маленький люк. Совсем маленький, словно для пальчиковых батареек. Ну, или для склянки яда, раз уж Евгений Аскольдович запихнул туда одну.
— Капрал, и здесь проверьте, пожалуйста, — Разумовский вытащил склянку и застыл, дожидаясь Мишу.
— Противоядие, — выполнив просьбу, пожал плечами Гусар.
— Отлично, — расцвёл улыбкой Евгений Аскольдович и посмотрел на меня: — ну, что, Ростислав Драгомирович, тут всё очень интересно, и уже мне понятно. Пойдёмте, доложимся Михаилу Владимировичу. И да, — он замер около входной двери, — климатконтролем пока не пользуйтесь.
До приёмной великого князя мы добрались быстро и в полном молчании. Разумовский не спешил просвещать меня в своей версии случившегося, отговорившись, что эпизод укладывается в общую картину, и я скоро всё узнаю.
Тем самым он заставил меня пожалеть, что я сам не полез осматривать мёртвого гвардейца, а решил действовать по правилам. С другой стороны, его работа впечатляла. Сам я, конечно же, нашёл бы и лист бумаги, и склянки, но увязать всё в одно, да ещё и с системой увлажнения в климат контроле. Тут нужны знания и опыт, которых у меня нет.
Секретарь великого князя встретил нас равнодушным взглядом и кивком на вопрос «у себя ли шеф?».
Разумовский подошёл к массивной дубовой двери, из-за которой не доносилось ни звука. Сильно постучал и открыл створку.
— Женя, заходи скорее, — Михаил Владимирович посмотрел на нас, махнул рукой и вернул взгляд на собеседника. — Так что расстроил ты меня, Валентин. Заигрался ты в справедливость и отмщение.
Я не видел, с кем говорил великий князь. Мешала высокая грядушка гостевого кресла. Потому не смог оценить его реакцию на холодный тон, от которого у меня мурашки побежали. А я только порог переступил.
— Прошу простить, Ваше императорское высочество, — раздался знакомый голос, лишённый эмоций, — всё шло по плану, а это досадное отклонение я исправлю, внесу коррективы.
— Знаю я твой план, Валя, — хмыкнул великий князь, а мы с Разумовским как раз дошли до соседних кресел, и я увидел, кто сидел напротив Михаила Владимировича. — Спишь и видишь, как убить его, а то, что щепки летят, и крови будет по колено, тебя не волнует?