Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы (сборник)

И тут в память непрошено ворвался образ другого молодого человека, очень тощего, долговязого и увлеченного, который днем писал „Возмездие в рассрочку“[89], а вечерами профессионально играл в бридж, который ел хорошо, когда ему шла карта, и плохо — когда она не шла. Я и впрямь отлично помнил этого юношу, словно друга юности, умершего годы назад. Думаю, он и впрямь умер, а мое нынешнее „я“ обитает в оставленном им теле, теперь сильно изменившемся».

Немедленно обнаружились и другие технические затруднения. Форестер сумел произвести своего героя в лейтенанты, но как случилось, что тот стал капитан-лейтенантом, обойдя сотни тех, кто служил дольше? К 1808 году он должен быть капитаном с несколькими годами выслуги, а также приобрести трезвый и горький взгляд на жизнь — как это произошло? В оставшийся промежуток предстояло втиснуть много событий, кроме того, следовало учесть Амьенский мир: два года на половинном жалованье. И не забыть, что Хорнблауэр отлично играл в вист.

Как нередко бывало в творчестве Форестера, неожиданный толчок дала «случайная» книга, купленная в качестве чтения на ночь. «Как „Артиллерийское руководство“ для британского ополчения, изданное в 1860 году, попало в сан-францисскую букинистическую лавку»? — удивленно вопрошал он. Так или иначе, книгу Форестер купил и с удовольствием прочел. В ней особое внимание уделялось защите побережья от деревянных судов, в частности использованию каленых ядер: ему было посвящено больше половины руководства, и процесс излагался во всех подробностях.

В то время Форестер сильно сомневался, что когда-нибудь вновь соберется писать про Хорнблауэра, но точно знал одно: период, который завершится женитьбой, необходимо показать с немного иной точки зрения. Кто-то должен был смотреть на будущую жену Хорнблауэра объективнее его самого, да и на героя уже пора было взглянуть немного со стороны. Удобнее всего это было сделать именно сейчас, когда Хорнблауэр — младший офицер, подчиненный. Еще одна задача, привлекающая своей сложностью.

В «Спутнике Хорнблауэра» Форестер утверждает, что впервые задумался о положении младшего офицера под командованием безумного капитана во время работы над «Лордом Хорнблауэром». Можно предположить, что он просто забыл про рассказ «Рука судьбы», опубликованный еще во время войны в журнале «Кольер», но куда вероятнее, что он, по обыкновению, лукавит. (Как написал Джон Форестер в отцовской биографии: «Он лгал всю жизнь, иногда ради собственной выгоды, иногда — просто для удовольствия от процесса».)

Вернемся, однако, к тому, как излагает события сам Форестер:

«Итак, у нас были каленые ядра и женитьба, продвижение в чине и профессиональная карточная игра, безумный капитан и взгляд со стороны; разные элементы (не сомневаюсь, что были и другие, которые я отбросил и к теперешнему времени забыл) теснили друг друга, стараясь пробиться в общую картину. По счастью, от меня, как всегда, требовалось лишь терпение. Подробности утрясались и укладывались по порядку, а я мог каждое утро незаслуженно поздравлять себя с тем, что процесс еще немного продвинулся к завершению. Лишь под самый конец мне пришлось вмешаться лично: произвольно выбрать один из двух соперничающих вариантов и честно поработать над источниками, чтобы найти подтверждение своим теориям. И наконец это случилось. Цепочка событий была видна мне совершенно отчетливо, причем отчетливость сохранялась уже недели две; тут-то я и сделал несколько открытий касательно себя. Во-первых, всегдашнее сильнейшее нежелание погружаться в утомительный труд почти уравновешивалось желанием воплотить теории в практику, идеи — в слова на бумаге. Хуже того, я призвал себя к собственному нелицеприятному суду и признал виновным в чем-то прежде неслыханном: я заранее предвкушал удовольствие и, словно ребенок перед тарелкой с едой, оставлял лучшее напоследок, как будто в написании книги есть что-то хорошее. По счастью, я давно перестал удивляться собственному непостоянству. Приговор суда, разумеется, был: „немедленно сесть и начать писать“, и, разумеется, в первые же два дня настоящей работы все глупые иллюзии развеялись. Особенно худо было в самом начале, когда вернулся страх умереть, не завершив книгу, не раскрыв главное. Это, больше чем какие-либо другие соображения, заставляло меня писать в лихорадочной спешке, чтобы показать Хорнблауэра с его несносным упрямством — когда тот не желает радоваться собственным успехам, когда не раболепствует, даже если раболепствовать сейчас выгодно, а главное, когда позволяет своему нелепому характеру втянуть себя в нелепый брак — и все это изумленными глазами его друга Буша».