Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы (сборник)

Буш чувствовал: быстрый на язык сообразительный человек мог бы использовать новое настроение капитана, чтобы вызволить Уэлларда из беды, — разыграть верного друга, высмеять в то же время мысль о заговоре, успокоить страхи капитана. Так он чувствовал, но не полагался на себя.

— Он ничего не знал, сэр, — сказал Буш, выдавив ухмылку. — Он не отличит гик от ватерштага.

— Вы так думаете? — с сомнением произнес капитан, качаясь на каблуках вместе с кренящимся судном. Казалось, он поверил, но тут ему в голову пришли новые соображения. — Нет, мистер Буш. Вы слишком честны. Я это понял, как только вас увидел. Вы не знаете, в какую пучину зла может погрузиться человек. Этот негодяй вас обманул. Обманул вас!

Голос капитана перешел в хриплый визг. Уэллард повернул к Бушу побелевшее, искаженное от страха лицо.

— Право, сэр… — начал Буш, снова выдавливая ухмылку, похожую на оскал черепа.

— Нет, нет, нет! — орал капитан. — Правосудие должно совершиться! Правда должна выйти на свет! Я ее от него добьюсь! Старшина-рулевой! Бегите на нос и скажите мистеру Буту идти сюда. И его помощникам.

Капитан заходил по палубе, как если бы открыл выпускной клапан, сбрасывая лишнее давление. Неожиданно он обернулся:

— Я от него добьюсь! Или он за борт выпрыгнет! Вы меня слышите? Где боцман?

— Мистер Уэллард не закончил проверять часы, сэр. — Буш предпринял последнюю слабую попытку оттянуть дело.

— И не закончит, — сказал капитан.

Вот и боцман семенит короткими ногами, за ним два помощника.

— Мистер Бут! — сказал капитан. Его настроение опять изменилось, на губах играла невеселая улыбка. — Возьмите этого негодяя. Справедливость требует, чтобы вы снова занялись им. Еще дюжина ударов тростью, да как следует. Еще дюжина, и он запоет как миленький.

— Есть, сэр, — ответил боцман, но он колебался.

Это походило на живую картину: капитан в хлопающем сюртуке, боцман просительно глядит на Буша, дородные боцманматы стоят за ним, словно истуканы; рулевой, внешне безразличный ко всему, держит штурвал, глядя на марсели; несчастный мальчик сжался возле нактоуза — все это под серым небом, а кругом, до горизонта, безжалостное серое море.

— Отведите его на главную палубу, мистер Бут, — сказал капитан.

Это было неизбежно; за словами капитана стояла власть парламента и освященная веками традиция. Поделать ничего было нельзя.

Уэллард положил руки на нактоуз, словно собирался вцепиться в него и держать, пока его не утащат силой. Однако он опустил руки по швам и последовал за боцманом. Капитан, улыбаясь, проводил его взглядом.

Буш был рад, когда его отвлек старшина-рулевой, доложивший:

— Десять минут до восьми склянок, сэр.

— Очень хорошо. Будите подвахтенных.

Хорнблауэр появился на шканцах и подошел к Бушу.

— Не вы должны меня сменять, — сказал тот.

— Нет, я. Приказ капитана.

Хорнблауэр говорил без всякого выражения. Буш уже привык, что офицеры на корабле держатся скрытно, и знал, по какой причине. Однако любопытство заставило еще спросить:

— Почему?

— Мне назначено двухвахтное дежурство, — бесстрастно ответил Хорнблауэр. — До дальнейших распоряжений.

Говоря, он смотрел на горизонт, лицо его не выражало никаких чувств.

— Плохо дело, — сказал Буш и тут же засомневался: не слишком ли далеко зашел, выразив таким образом сочувствие. Однако поблизости никого не было.

— В кают-компании не давать мне спиртного, — продолжал Хорнблауэр, — до дальнейших распоряжений. Ни моего, ни чьего-либо еще.

Для некоторых офицеров то было наказание похлеще двухвахтного дежурства — четыре часа на посту и четыре часа отдыха, — но Буш слишком мало знал о привычках Хорнблауэра, чтобы судить, так ли это в его случае. Он собирался еще раз сказать «плохо дело», когда завывания ветра прорезал дикий вопль. Через мгновение он повторился громче. Хорнблауэр, не меняясь в лице, смотрел на горизонт. Буш, глядя на него, решил не обращать внимания на крики.

— Плохо дело, — сказал он.

— Могло быть хуже, — ответил Хорнблауэр.

III

Было воскресное утро. «Слава», подхватив северо-восточный пассат, стремительно неслась через Атлантику. С обеих сторон были поставлены лисели. Ревущий ветер ритмично кренил судно, под высоко поднятым носом корабля то и дело взвивался фонтан брызг, и в нем на мгновение возникала радуга. Громко и чисто пели натянутые тросы, сплетая свои дискант и тенор с баритоном и басом скрипящей древесины, — симфония морей. Несколько ослепительно-белых облаков плыли по небу, меж ними светило животворное солнце, отражаясь в бесчисленных гранях лазурного моря.