Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы

— Вы трое, идите к носу, — оборвал его объяснения Хорнблауэр. — К носу, и, как только будете на палубе, расходитесь по одному. Быстро!

Никто не заметил, что Хорнблауэр отдает приказы офицерам, которые несравненно его старше. Каждая минута была драгоценна, нельзя было тратить время на колебания или глупые ругательства. Это стало ясно, как только Хорнблауэр заговорил. Буш повернулся к носу. Споткнувшись о невидимое препятствие, он больно расшиб подбородок и, убегая, слышал, как Хорнблауэр произнес: «Уэллард, за мной!»

Канатная кладовая — трап — и, наконец, невероятная безопасность нижней пушечной палубы. После полной темноты трюма здесь казалось даже светло. Бакленд и Робертс продолжали подниматься на главную палубу. Буш повернулся и двинулся к корме. Подвахтенные уже давно были в койках и спали крепко; их храп мешался с корабельными шумами. Ряды плотно прижатых друг к другу гамаков сплошной массой раскачивались вместе с кренящимся судном. Далеко между рядами Буш различил огонек. Он приближался. Это был рожок со свечой, а нес его исполняющий обязанности артиллериста Хоббс в сопровождении двух матросов. Он торопился. Увидев Буша, матросы переглянулись. Хоббс заколебался, и стало ясно, что ему очень хотелось бы спросить у Буша, как тот очутился на нижней пушечной палубе. Но есть вещи, которые исполняющий обязанности уорент-офицера, будь он сто раз капитанским любимчиком, у лейтенанта спросить не может. На лице Хоббса отразилось разочарование. Очевидно, он спешил перекрыть все выходы из трюма и теперь был в отчаянии, что Буш ускользнул. Матросы явно недоумевали, что это за кутерьма, да еще во время полуночной вахты. Хоббс посторонился, давая дорогу старшему по званию, и Буш, не глядя, прошествовал мимо. Удивительно, насколько уверенней он чувствовал себя, вырвавшись из трюма и отмежевавшись от мятежной сходки. Он решил идти в свою каюту — скоро четыре склянки, и надо будет снова докладываться Бакленду. Сейчас вахтенный офицер отправит матроса его будить — к этому времени надо быть в койке. Однако, добравшись до грот-мачты, Буш застал там невероятную сумятицу. Ни в чем не замешанный офицер не оставил бы ее без внимания. Следовательно, он должен (так сказал себе Буш) спросить, что тут происходит. Здесь располагались морские пехотинцы, и все они поспешно одевались в своих койках. Те, кто надел уже штаны и рубаху, застегивали портупею.

— Что происходит? — спросил Буш, делая вид, будто не знает, что на корабле творится нечто необычное.

— Не могу знать, сэр, — ответил рядовой, к которому он обратился. — Сказали нам выходить. С ружьями, тесаками и боевыми патронами.

Сержант морской пехоты выглянул из-за перегородки, отделявшей помещение для унтер-офицеров от остальной палубы.

— Приказ капитана, сэр, — сказал он и заорал на пехотинцев: — Быстрее!

— А где капитан? — Буш изо всех сил пытался изобразить полную непричастность.

— Где-то на корме. Послал за корабельной полицией, а мне велел будить людей.

Четверо рядовых пехотинцев вместе с капралом составляли судовую полицию. Круглые сутки полиция несла дозор у капитанской каюты. Капитану достаточно было одного слова, чтобы поднять на ноги охрану и окружить себя хотя бы несколькими вооруженными и дисциплинированными людьми.

— Очень хорошо, сержант, — сказал Буш.

Он постарался принять озабоченный вид и заспешил на корму, словно желая узнать, что там происходит. Однако ему было страшно. Он чувствовал, что готов на все, лишь бы не продолжать свой путь навстречу неизвестности. Появился Уайтинг, капитан морской пехоты, небритый и сонный, пристегивая шпагу поверх рубашки.

— Какого черта?.. — начал он, увидев Буша.

— Спросите кого-нибудь другого! — ответил Буш, подражая естественному поведению Уайтинга.

Нервы Буша были на пределе, и обычно бездеятельное воображение разыгралось. Он представил себе, как в обманчивой тишине трибунала прокурор спрашивает Уайтинга: «Было ли поведение мистера Буша вполне обычным?» Жизненно важно, чтобы Уайтинг смог ответить: «Да». Буш даже ощутил шершавое прикосновение веревки к своей шее. Однако в следующий миг ему уже не пришлось разыгрывать изумление. Он и впрямь удивился.

— Доктора! — раздался крик. — Позовите доктора!

Прибежал побледневший Уэллард:

— Позовите доктора Клайва!

— Кто заболел, Уэллард?

— К-капитан, сэр.

Уэллард был в смятении, но вот следом за ним появился Хорнблауэр. Он тоже был бледен и тяжело дышал, однако, по-видимому, уже взял себя в руки. Взгляд, которым он обвел полутемное помещение, скользнул по Бушу, словно не замечая его.

— Приведите доктора Клайва! — крикнул Хорнблауэр высунувшемуся из каюты мичману, потом другому: — А вы бегите за первым лейтенантом. Попросите его спуститься сюда. Ну, бегом!

Задержавшись на Уайтинге, взгляд Хорнблауэра скользнул дальше, туда, где пехотинцы разбирали со стоек ружья.

— Почему поднялись ваши люди, капитан Уайтинг?

— Приказ капитана.