Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы

— А эмигранты бегут, как зайцы?

— Да, сэр.

— Вот и они.

За холмиком показались несколько синих мундиров. Французы бежали, спотыкаясь от усталости.

— Я полагаю, нам следует прикрыть отступление, хотя они и не стоят того, чтобы их спасать, — сказал Эдрингтон. — Смотрите!

Отряд, который он отправил охранять фланг, стоял на вершине небольшого холма. Солдаты построились в каре, красное на зеленом фоне. Отряд всадников подскакал к холму и закружился вокруг него водоворотом.

— Хорошо, что я их там поставил, — спокойно заметил Эдрингтон. — А вот и рота Мэйна.

Вернулся отряд, стоявший у брода. Слышались отрывистые приказы. Две роты повернулись кругом. Сержант-майор, держа в руках саблю и оправленную серебром трость, ровнял строй, словно на плацу.

— Я полагаю, вам следует остаться со мной, мистер Хорнблауэр, — сказал Эдрингтон.

Он направил лошадь между двумя колоннами, Хорнблауэр отупело следовал за ним. Еще один приказ, и полубатальон медленно двинулся через долину, сержанты отсчитывали шаг, сержант-майор следил за дистанцией. Повсюду, выбиваясь из сил, бежали эмигранты. Вот один из них, задыхаясь, рухнул на землю. Потом справа за холмом возникла цепочка плюмажей, цепочка сабель — кавалерийский полк рысью скакал вперед. Хорнблауэр увидел, как взметнулись сабли, как лошади перешли в галоп, услышал крики атакующих. Солдаты в красных мундирах не двигались. Затем раздался приказ, и полубатальон неспешным шагом перестроился в каре. Верховые офицеры оказались в середине. Атакующие всадники были не более чем в сотне ярдов. Один из офицеров начал низким голосом отдавать приказы — нараспев, словно распоряжался некой торжественной церемонией. По первому приказу солдаты сняли с плеч ружья, по второму все враз щелкнули открываемыми полками. По третьему подняли ружья и прицелились.

— Слишком высоко! — сказал сержант-майор. — Ниже, эй, седьмой номер.

Атакующие были уже в тридцати ярдах. Хорнблауэр видел передовых всадников в развевающихся за плечами плащах. Они держали сабли наголо.

— Пли! — скомандовал низкий голос.

Раздался грохот — все ружья выстрелили одновременно. Каре окуталось облаком дыма. Там, куда смотрел Хорнблауэр, несколько десятков людей и лошадей лежали на земле, некоторые в предсмертных судорогах, некоторые без движения.

Кавалерийский полк разбился о каре, словно волна о скалу, и, не причинив вреда, пронесся вдоль его флангов.

— Неплохо, — сказал Эдрингтон.

Вновь зазвучал низкий речитатив; словно марионетки на одной веревочке, стрелявшие только что солдаты перезаряжали ружья. Все враз скусили патроны, все враз забили заряд, все враз, одинаково наклонив голову, выплюнули пули в ружейные стволы. Эдрингтон внимательно смотрел, как кавалерия беспорядочной толпой собирается в долине.

— Сорок третий, вперед марш! — приказал он.

Тихо и торжественно каре разделилось на две колонны и продолжило прерванный путь. Отряд, охранявший фланг, присоединился к ним, оставив на холме убитых лошадей и людей. Кто-то крикнул «ура!».

— Молчать в строю! — заорал сержант-майор. — Сержант, узнайте, кто кричал.

Но Хорнблауэр заметил как тщательно он следит за дистанцией между колоннами, поддерживая ее в точности такой, чтобы рота, перестроившись, образовала каре.

— Вот они опять, — сказал Эдрингтон.

Кавалерия построилась для новой атаки, но каре уже ждало ее. Лошади устали, а люди порастеряли свой пыл. На английских солдат двигалась не прежняя сплошная стена всадников, а отдельные кучки, которые бросались то туда, то сюда и отскакивали в сторону, натолкнувшись на ряд штыков. Атака захлебнулась, по команде сержанта солдаты время от времени обстреливали наиболее назойливые отряды. Кто-то из французов (судя по золотому шитью на мундире — офицер) натянул поводья перед строем штыков и вытащил пистолет. Прежде чем он успел выстрелить, разом грянули полдюжины ружей, лицо офицера превратилось в жуткую кровавую маску, и он вместе с лошадью рухнул на землю. Потом кавалерия разом повернулась, как скворцы на поле, и колонна могла продолжать свой путь.

— Никакой дисциплины у этих французов, что с той стороны, что с этой, — заметил Эдрингтон.

Колонна двигалась к морю, к спасительным кораблям, но Хорнблауэру казалось, что она еле ползет. Солдаты с томительной тщательностью печатали шаг, а рядом и впереди бурным потоком неслись эмигранты, торопясь укрыться в безопасности. Оглядываясь, Хорнблауэр видел наступающие колонны — революционная пехота нагоняла.

— Только позвольте людям бежать, и вы ничего другого от них уже не добьетесь, — сказал Эдрингтон, проследив взгляд мичмана.

Крики и стрельба с фланга привлекли их внимание. По полю рысью неслась запряженная в повозку кляча. Повозка подпрыгивала на кочках, кто-то в моряцкой одежде держал поводья, другие моряки отстреливались от нападающих всадников. То был Брейсгедл на своей навозной телеге — он потерял пушки, зато спас людей. Когда повозка приблизилась к колоннам, преследователи отстали; Брейсгедл заметил Хорнблауэра и возбужденно ему замахал.

— Боадицея и ее колесница![18] — завопил он.