Лейтенант Хорнблауэр. Рука судьбы

— Они все так воняют, — объяснил Уэллс. — Пятьдесят весел, на каждом по четыре гребца. Получается двести галерных рабов. Все прикованы к своим скамьям. Если вы попадаете на судно рабом, вас сразу приковывают к скамье и уже не отковывают, пока не приспеет время выбросить вас за борт. Иногда, когда матросы не заняты, они выгребают дерьмо, но это случается нечасто: во-первых, их мало, а во-вторых, они даго.

Хорнблауэр всегда хотел все знать точно:

— Сколько их, мистер Уэллс?

— Человек тридцать. Достаточно, чтоб при необходимости управиться с парусами. Или чтоб встать к пушкам: прежде чем идти в бой, они убирают паруса и реи, как сейчас, мистер Хорнблауэр, — обычным менторским тоном произнес Уэллс. Слово «мистер» прозвучало у него с легким ударением, неизбежным в устах шестидесятилетнего уорент-офицера, потерявшего надежду на дальнейшее продвижение, когда тот обращается к восемнадцатилетнему уорент-офицеру (формально равному ему по чину), который может в один прекрасный день сделаться адмиралом. — Так что вы сами понимаете. При команде в тридцать человек они не могут держать без привязи две сотни рабов.

Галеры снова развернулись и теперь шли с правого борта «Неустанного». Движение весел замедлилось, и Хорнблауэр успел внимательно разглядеть оба судна: низкий полубак и высокий полуют соединялись длинным переходным мостиком, по которому расхаживал человек с бичом. Гребцов заслонял фальшборт, весла двигались в отверстиях, закрытых кожаными клапанами, чтобы через них не попадала вода. На полуюте два человека стояли у румпеля; здесь же находились несколько офицеров, золотые галуны блестели на солнце. Если исключить золотые галуны и двадцатичетырехфунтовые погонные орудия, суда, на которые смотрел Хорнблауэр, были в точности такие же, как те, на которых сражались древние. Полибий и Фукидид писали почти о таких же галерах. Если на то пошло, всего лишь двести с небольшим лет назад галеры сражались в великой битве при Лепанто[20]. Но в тех битвах участвовало по несколько сотен галер с каждой стороны.

— Сколько их сейчас на ходу? — спросил Хорнблауэр.

— Да с десяток, наверно, точно я не знаю. Обычно они стоят в Картахене, за проливом.

Уэллс имел в виду «за Гибралтарским проливом», то есть в Средиземном море.

— Для Атлантики хиловаты, — заметил Хорнблауэр.

Нетрудно было заключить, почему сохранились эти несколько судов: главной причиной был, конечно, консерватизм испанцев. Кроме того, на галеры ссылали преступников. В конечном счете они могли пригодиться в безветрие — торговое судно, заштилевшее в Гибралтарском проливе, должно было стать легкой добычей для галер из Картахены или Кадиса. Наконец, галеры могли буксировать суда в гавань и из гавани при неблагоприятном ветре.

— Мистер Хорнблауэр! — крикнул Экклс. — Передайте капитану мое почтение и скажите, что мы готовы к отплытию.

Хорнблауэр стремглав бросился вниз.

— Передайте мистеру Экклсу мои приветствия, — сказал Пелью, отрывая взгляд от своих бумаг, — и скажите, что я немедленно поднимусь на палубу.

Южного бриза едва хватало на то, чтоб «Неустанный» прошел на ветре окончание мыса. Со взятым на кат якорем и обрасопленными реями корабль двинулся в сторону моря; в царившей на палубе дисциплинированной тишине ясно слышалось журчание воды под водорезом — мелодичный звук, в своей невинности ничего не говорящий об опасностях того жестокого мира, в который вступал фрегат. Под марселями «Неустанный» делал не больше трех узлов. Сзади вновь появились галеры — весла их двигались быстро-быстро, словно галеры похвалялись своей независимостью от стихий. Блеснув позолотой, они обогнали «Неустанный», и его команда вновь ощутила вонь.

— Они бы весьма меня обязали, если б держались с подветренной стороны, — процедил Пелью, наблюдая за галерами в подзорную трубу. — Впрочем, насколько я понимаю, в испанскую вежливость это не входит. Мистер Катлер!

— Сэр! — отозвался артиллерист.

— Начинайте салют.

— Есть, сэр.

Передняя каронада подветренного борта прогремела приветствие, ей отвечал форт Пунталес. Грохот салюта прокатился над живописным заливом; со всей учтивостью две страны говорили между собой.

— Я полагаю, что, когда мы в следующий раз услышим эти пушки, они будут стрелять боевыми, — сказал Пелью, глядя на Пунталес и развевающийся над ним испанский флаг.

И впрямь военная удача отвернулась от Англии. Страна за страной выходила из борьбы с Францией; кого принуждала к этому сила оружия, кого — дипломатия молодой и сильной республики. Всякому думающему человеку было ясно, что после первого шага — от войны к нейтралитету, второй шаг — от нейтралитета до войны с противоположной стороной — будет куда легче. Хорнблауэр представлял себе, как вскорости вся Европа объединится против Англии и той придется сражаться за свое существование с воспрянувшей Францией и злобой всего остального мира.

— Пожалуйста, поставьте паруса, мистер Экклс, — сказал Пелью.