Лейтенант Магу. Раскаленная пустыня

Лейтенант отодвинул отворот заляпанного грязью и кровью халата, потом поднялся на ноги, шагнул к двери и высунул голову в коридор.

– Эй, рядовой! Ко мне, бегом!

– Я здесь, господин лейтенант!

– Быстро в казарму первой роты. Поднимешь унтер-офицеров Фелонова и Ивасова, затем с ними сюда.

– Слушаюсь, господин лейтенант!

– Да, пусть оружие возьмут.

Спасти караванщика уже нельзя, но можно отомстить.

– Доктор, он что-нибудь еще успел сказать?

– Да, все время повторял: «Им нужен солнечный свет». И еще что-то по-своему.

– Солнечный свет?

– Солнечный свет, – подтвердил врач, – и на бред это было не похоже.

Знать бы еще, что это означает. Ладно, потом. Для начала Алекс решил осмотреть место, где нашли Шохада, и поискать, где его пытали.

– Что с ним дальше делать, лейтенант? Надо бы его родственникам сообщить.

– Нет у него родственников. Да если бы и были… Не возражаете, если он некоторое время полежит тут, хотя бы до обеда.

– Пусть лежит, – пожал плечами эскулап, – но я бы на вашем месте не затягивал, днем в этой каморке жуткая духота.

Попрощавшись с доктором, офицер вышел наружу, глотнул утреннего воздуха. Местное строение уже начало пропитываться ничем неистребимыми запахами руоссийского полкового лазарета. А вот и господа унтер-офицеры спешат. Фелонов даже тесак нацепил.

По счастью, оба унтера похмельем не маялись, а потому соображали быстро. Разъяснив подчиненным ситуацию, лейтенант пресек попытку унтеров посмотреть на Шохада.

– Успеете еще попрощаться, есть более срочное дело. Рядовой, ты был в патруле, который его обнаружил?

– Так точно, господин лейтенант!

– Место показать сможешь?

– Так точно, господин лейтенант!

– Тогда веди.

Спустя четверть часа они были на месте обнаружения караванщика. Лейтенант носком сапога разгреб дорожную пыль, в которой виднелись темные комки. Унтеры «обнюхали» окружающую местность, солдатик неловко толкался около офицера, ожидая, когда все закончится и его отпустят в казарму отсыпаться.

– Ну что?

– Вот здесь его бросили под забор, отсюда он выполз на середину улицы.

– Больше никаких следов?

Фелонов отрицательно покачал головой.

– Остальное наши своими сапожищами затоптали.

Похоже, на эту улицу караванщика привезли или принесли, знать бы еще откуда. Но били и пытали его где-то неподалеку, ночью ворота в Верхний город закрыты и охраняются руоссийскими солдатами, потому его и бросили здесь. Для очистки совести вытащили хозяев ближайших домов, но объясниться с ними толком не удалось. Все только бородами качали и руки разводили – ничего не видели, ничего не слышали.

Между тем солнце успело взобраться довольно высоко и начало основательно припекать. Лейтенант стянул с головы фуражку, стер со лба пот.

– К черту! Ничего мы здесь не узнаем. Пошли обратно.

– А как же Шохад?

– Без знания языка и местных реалий мы ничего не сможем. Пошли.

Унылая процессия потянулась обратно в расположение полка. Только замыкавший ее рядовой был доволен завершением следствия по делу об убийстве караванщика Шохада.

– Ваша милость, подайте немощному старцу.

Скрипучий старческий голос вырвал Алекса из глубокой задумчивости. Лейтенант резко остановился и повернулся к шеренге грязных, вонючих нищих, примостившихся в тени стены какого-то здания. Увидев, что офицер остановился, ближайшие попрошайки дружно протянули к нему свои грязные грабли. Кто из них?

– Подайте, ваша милость…

Такой же прокопченный солнцем, как и все остальные, выцветшие старческие глаза, жидкая седая бороденка, драные лохмотья, прикрывающие набор обтянутых кожей костей. А вот форма носа, разрез глаз…

– Фелонов!

– Я, господин лейтенант!

– Возьмите этого… Я сказал взять, а не схватить!

Унтеры тут же умерили служебное рвение.

– Накормить, отмыть… – до лейтенантского носа добралась источаемая нищим вонь. – Нет, сначала отмыть, потом накормить и привести ко мне.

– Слушаюсь, господин лейтенант!

– И халат какой-нибудь найдите.

Через два часа отмытый, сытый и ошарашенный внезапной переменой в своем существовании старик предстал перед офицером.

– Как тебя зовут?

– Камал, ваша милость.

– А по-руоссийски?

– Не помню, ваша милость, я здесь с малолетства.

– Прекрати называть меня «милостью». Сколько лет ты в Гохаре?

– Да разве упомнишь, ваша ми… Почти всю жизнь.

Алекс обратил внимание, что у старика с правой стороны все зубы на месте, а слева зияет большая прореха.

– А чем ты в Гохаре занимался?

– Мальцом у городского кади, это судья местный, в доме прислуживал. Как подрос, хозяин хотел меня евнухом сделать и в гарем продать. Я, как узнал, сразу сбежал.

– Долго бегал?

– Два дня, ваша… Потом поймали.

– Били?

– Само собой, – нищий машинально коснулся левой щеки, – чуть не убили. После этого в гарем-то я уже не годен был, так кади меня баю в аул продал. Лет тридцать в поле работал. Потом средний сын бая при дворе эмира большим человеком стал, в Верхнем городе дом купил. Вот меня туда слугой и определили. А как сил у меня совсем не осталось, так меня за ворота и выставили. С тех пор подаянием и живу. Лет пять уже, а может, шесть.

– Понятно.