Михаэль Верник

Лекарь

Подагра

Болъзнью благородною

Какая только водится

У первыхъ лицъ въ имперіи,

Я болен, мужичьё!

***

Чтобъ получить ее —

Шампанское, бургонское,

Токайское, венгерское

Лътъ тридцать надо пить…

Н.А. Некрасов

"Кому на Руси жить хорошо?"

– Ваша милость, Вас вызывает его сиятельство бургомистр.

Это бесспорно не те слова, которыми, я надеялся, начнётся сегодняшний день. Мне хотелось услышать сквозь сладкую дрёму довольное мурлыканье Катарины и что-то вроде признания моих ночных заслуг. Но увы… Быстро собравшись, даже не глотнув вина, предполагая завтрак у бургомистра, поспешил за посыльным.

В ратуше царила тревога. Тут было точно не до завтрака. Слуги и приказчики передвигались по коридорам на цыпочках, стараясь не издать ни звука. Зато звук утробного рёва раздавался из-за дверей покоев его сиятельства.

Здесь, в городе, мы стояли гарнизоном третий месяц с тех пор, как отбили его у протестантских орд. Местное население нам благоволило. Ещё бы. Мы считались богачами. Наше довольствие и содержание поступали от имперских интендантов своевременно. Не то, что богемским, шведским и прочим нахлынувшим лютеранам, коих начальство держало впроголодь, заставляя кормиться с меча. Мы же платили за всё не торгуясь и тем возвращали городу его потерянное благосостояние. Бургомистр был новым, занявшим пост одновременно с нашим размещением в этом разорённом городе. Старого буквально изжарили ландскнехты, выжигая из него признание, где спрятана городская казна. Этот же был назначен городским советом, кстати, тоже в основном состоявшим из новичков, после того как захватчики проредили ряды местных нобилей наполовину. У нынешнего бургомистра были какие-то отношения с нашим полковником, и тот замолвил за него слово перед советом, а слово начальника гарнизона было весомей всех сомнений в личности кандидата.

Я вошёл. За массивным столом, уставленным всякой снедью так, что дерево столешницы можно было узреть только по углам, с несчастным видом восседало высшее должностное лицо охраняемого нами города, ежеминутно оглашая покои и окружающую их милю истошными криками. Лицо было красным. Багровые щёки сминали белоснежные брыжи, а разверзшийся в крике рот являл миру дрожащий алый язык. Увидев меня, бургомистр прекратил орать и жалобно захныкал:

– Спасите. Я больше так не могу. Подагра. Она сводит меня с ума. Умоляю, помогите.

– Дайте я осмотрю вашу ногу.

– К чёрту ваши осмотры. Я ведь сказал – подагра. Эта болезнь характерна для нас, людей благородных, но я больше не могу терпеть такую боль. Сделайте что-нибудь, доктор.

– Что же, я дам вам опиумной настойки, она снимет болевые ощущения, но это временная мера. Частое её применение может привести к запору, а нам полезно обратное. Мне придётся поставить вам клистир, а затем отворить кровь. Нужно вывести из организма все лишние гуморальные соки, скопившиеся от злоупотребления жирной пищей и, в особенности, вином. Пока ограничимся лауданумом. Я возвращаюсь к себе. Пошлите со мной человека, я снабжу его настойкой и проинструктирую как применять, а завтра с утра я займусь с вами упомянутыми процедурами. И велите убрать со стола эту мясную лавку. С данного момента приказы вашему повару буду отдавать только я лично. Сегодня пусть это будет суп из голубей. И никакого вина.

На следующий день бургомистр выглядел хуже. Появилась нехарактерная для подагры бледность и потливость. Пульс был слабым и учащённым. Весь полный сомнений по поводу диагноза, я ещё раз настоятельно попросил осмотреть ногу и пригрозил отказаться от пациента, коль тот не позволяет мне исполнить одну из основных лекарских функций – осмотр. Проворчав по поводу подагры, болезни королей, постигшей и его, и доказывающей, что он является отпрыском благородного дома, бургомистр позволил мне начать инспекцию. Развернув ткань, обволакивающую ногу, распухшую так, что в башмак уже не влезала, я обнаружил воспалённую стопу, причём, причиной воспаления был нагноившийся прокол в большом пальце. Часть пальца уже почернела. Подагрой тут и не пахло, зато пахло разложением. Стопу было не спасти, но, если её ампутировать быстро, был шанс остановить распространение разложения на весь организм. Результаты осмотра и выводы не было смысла скрывать, и я честно выложил их бургомистру, спросив, заметил ли он, чем проколол большой палец.

– Рыбьей костью, – ответил тот.

– Как рыбья кость вонзилась вам в палец? Вы ходили босиком по столу, уставленному объедками? – цинично предположил я.

– Нет. Это я уколол себе палец костью свежей рыбы, чтобы вызвать в нём покраснение.

– Для чего вам это понадобилось?