Лекарство от нерешительности

Второй помидор достиг цели в виде моего подбородка как раз в тот момент, когда я хлопнулся Бриджид на колени. И в тот же момент я совершенно отчетливо понял — так же отчетливо, как ощущал сквозь платье Бриджид ее же бедра, — я понял, что должен написать вот эту книгу. Я чувствовал, что давно это решил — на подсознательном уровне, — и теперь решение обрело форму. Мне захотелось написать мемуары, от которых будет больше пользы, чем от моей попытки убедить восприимчивых и незрелых молодых людей бороться за лучшие экономические условия и более справедливое распределение свобод, каковые факторы я по причине недостатка в материалах и с целью избежать недопониманий объединил термином демократический социализм. Еще мне хотелось расширить горизонты читателя относительно иностранцев и побудить его побывать в Латинской Америке. Поздно ночью у меня появилась надежда, что все вышеперечисленное удастся.

Таким образом, перед вами книга, которую я писал в течение нескольких недель, преимущественно по ночам, торопясь, вот за этим столом, вот в этой холодной меблированной съемной квартире у подножия горы в городе Кочабамба, что в Боливии. В этой самой Кочабамбе, где я несколько месяцев назад начал работать экономическим обозревателем, проживает четыреста тысяч человек. Я стараюсь закончить книгу к утру — как раз наступает летнее солнцестояние, которое в Северном полушарии является зимним солнцестоянием, — а потом, когда закончу, просто не представляю, что стану с собой делать.

В комнате совершенно темно, только настольная лампа горит, и совершенно тихо, так, что я слышу собственное дыхание — на дворе глухая ночь. Приблизительно через полчаса начнется рассвет, и все собаки Кочабамбы при появлении солнечных лучей залают так, будто видят их впервые в жизни. Пока же солнце не взошло, я чувствую себя одиноким и всеми покинутым, хотя на самом деле я не только не покинут, но и очень счастлив — правда, счастье мое странное, болезненное: меня гложет тоска по Бриджид.

Бридж сейчас в Буэнос-Айресе, работает во французской газете внештатным корреспондентом. Экономический кризис в разгаре, и она просто не может сидеть сложа руки.

Пока я утешаю себя мыслью, что по крайней мере у меня в голове сохранилась картина светлого эквадорского будущего, которую мы рисовали вместе с Бриджид; тогда, проникшись историей разграбления эквадорских природных ресурсов, мы в едином порыве начали исправлять этот мир. Картина, однако, пока до такой степени не совпадает с реальностью, что я не представляю, с какого конца взяться за дело. В этой связи, а еще руководствуясь стремлением оставить свой след на Земле, и желательно в Южной Америке, я принял предложение Бриджид — и при ее поддержке уломал директора и единственного работника Боливийского блока протеста, расположенного в Кочабамбе, взять меня в помощники на место Бриджид.

Эли — директор Боливийского блока протеста. Он тоже гринго, но в меньшей степени — поскольку он не американец, а канадец. У него, помимо диалекта, имеются две собаки, ребенок и жена — все четверо симпатичные и сообразительные, — а также огромная ответственность. Чуть ниже я расскажу, в чем заключается наша работа. Эли отлично знает испанский, не то что я — хотя и я продвинулся, — а также язык кечуа. Я как его правая рука прибираю в офисе, приношу из соседней забегаловки ленч и кофе — и все с неподдельным энтузиазмом. Правда, основной моей обязанностью является составление пресс-релизов об ухудшающейся ситуации в стране — а она ухудшается и на сегодняшний день (декабрь 2002-го) ухудшилась уже, кажется, до предела. К счастью, мне разрешено писать на английском языке, хотя Эли упорно называет мой язык идиосинкразическим английским.

Новости одна другой хуже. В соседней провинции Чапаре боливийцы уже восемь тысяч лет выращивают коку. В местном масштабе они жуют сушеные листья коки — в основном это делают рабочие на оловянных приисках, потому что кока подавляет жажду и аппетит, а также, предположительно, еще и мысли о нищете и скорой смерти — последняя практически неминуемо наступает если не от увечий, полученных под землей, то от силикоза легких (профессиональное заболевание) самое позднее к двадцати девяти годам. Мне как раз исполнилось двадцать девять, и я с полным правом утверждаю, что при мысли о своем возрасте мне становится жутковато. Как бы то ни было, американское правительство против выращивания коки, а боливийское правительство на эту тему замерло в глубоком реверансе. В процесс вовлечены Специальные Экспедиционные Силы — члены этой организации устраивают вылазки по сжиганию посевов коки на фермах.