Лекарство от нерешительности

Эдвин кивнул с достоинством ничего не понявшего человека и продолжал внимательно слушать Бриджид. Любой другой индивидуум, не обремененный знанием иностранных языков, на моем месте почувствовал бы себя лишним. Но мне все казалось восхитительным — и замшелое бревно, на котором я сидел, и звуки непонятного языка, и дрожащий от звона москитов воздух. Я был даже рад, что можно помолчать, потому что и сам вряд ли сумел бы донести свои мысли до слушателей. Вот уже два дня я почти физически ощущал, как в душу мне заползает нечто огромное, вкрадчивое, многообещающее; вклинивается постепенно, медленно, но верно. Я даже позволил себе размечтаться, как по возвращении в Северную Америку стану ездить по городам и весям Штатов и Канады в качестве хорошо оплачиваемого, но кристально честного лектора (оплачивать мою работу будет, конечно же, «Бристол-Майерз») и рассказывать о действии «абулиникса». «Недавно я побывал в амазонской сельве…» Да, именно так будут начинаться мои вдохновенные выступления. Конечно, я понятия не имел, как они будут заканчиваться, но благодаря «абулиниксу» раньше времени не заморачивался.

Наконец Эдвин пожелал нам с Бриджид buenas noches и скрылся в зарослях. И звуки его шагов (а передвигался Эдвин осторожно и неторопливо, мягко пружиня на своих плоскостопых ногах), и свет наголовного фонарика скоро поглотила сельва — шаги смешались с перекличкой ночных существ, фонарик сгинул в широколиственной темноте, не пропускавшей даже и лунный свет.

Я несколько смущенно поинтересовался у Бридж, что это с Эдвином.

Бриджид, сдерживая смех и еще какие-то чувства, объяснила:

— Он хочет устроить себе ночлег, как у настоящего хапони.

— Но он же и есть хапони, — заметил я, пока мы шли к хижине, крытой тростником.

Наши фонарики выхватили из темноты три гамака, висящие на грубо обтесанных балках. Гамаки болтались в нескольких футах от пола, представлявшего собой наспех утоптанную грязь. Я втащил в хижину рюкзаки.

Бриджид села в свой гамак, под москитную сетку.

— Можно? — спросил я, присаживаясь в гамак рядом с ней. Мы стукнулись плечами, локтями (совсем как пара игральных костей в кулаке) и головами.

Вслед за мной Бриджид выключила свой фонарик; теперь темноту сельвы ничего не нарушало, и наши голоса зазвучали интимно — а может, просто проникновенно.

— Кажется, Эдвин старается вести себя как настоящий индеец по большей части для меня. Ведь здесь, в зоне туризма, охота на обезьян вообще запрещена.

— Зачем тогда ему духовое ружье?

— Это часть имиджа. На самом деле Эдвин никогда не был хорошим охотником.

И Бриджид рассказала, что до семнадцати лет Эдвин воспитывался в евангелистской миссии, где новообращенным христианам внушали мысли не только о греховности анимизма, полигамии и употребления галлюциногенов, но также и охоты.

— Долой христиан! — воскликнул я. — Что бы они понимали!..

Бриджид поведала также, что Эдвин ушел из миссии, когда умерла его мать, и воспитанием племянника решили заняться двое дядьев, придерживавшихся более традиционных взглядов на жизнь и обитавших в особо труднодоступных местах.

— Эдвину было не меньше семнадцати, когда он впервые взял в руки духовое ружье.

— Так, значит, он поэтому ушел в город? Потому что не котировался среди своих?

Бриджид, кажется, начала терять терпение.

— Видишь ли, после того, как здесь разлилась нефть — в прямом смысле здесь, совсем рядом от нашего лагеря, — хапони настолько разозлились на правительство, на нефтяную компанию, а заодно и на весь цивилизованный мир, что ушли вниз по реке, чтобы больше никогда не иметь ничего общего с белыми. Ушли, да не все. Эдвин, например, остался. Он думал, что, зная испанский, сможет заняться бизнесом в Пуйо. Как видишь, дело у него не ладится. А потом он в автобусе познакомился с женщиной, которая стала его невестой. Вообще-то у меня диссертация на эту тему.

— Диссертация на тему «Романтическое знакомство в автобусе»? — Кто ее за язык тянул? Я совсем не хотел знать, на какую тему у нее диссертация.

— Если угодно, диссертация у меня на тему возникновения в среде хапони явления, условно называемого туземным абсолютизмом. Сейчас они хотят жить так, как жили их предки. На самом деле уже не осталось аборигенов, которых бы не коснулась западная цивилизация, рыночные отношения и прочее, — так называемых первобытных людей. Сейчас мы имеем дело с туземцами, которых западная цивилизация коснулась; некоторые перед ней отступили, другие гордо ее отвергли, третьи в ужасе бежали — они очень трепетно относятся к своей культуре. Даже если от этой культуры остались одни воспоминания.

— Так Эдвин хочет казаться хапони старого образца?

По легкому смещению плеча Бриджид я понял, что она кивнула.