— Уговорить Наташу было нетрудно, потому что на самом деле ты очень всполошил ее своим обещанием приехать. Конечно, не обошлось без некоторых неудобств — например, пришлось потрудиться, чтобы Наташина квартира выглядела так, будто она действительно уезжает. Кстати, не думай, что Наташа — мне правда очень стыдно, — не думай, что Наташа полетела делать аборт. Она не беременна, по крайней мере неделю назад не была. Пришлось сочинить эту беременность, чтобы ты не рванул в аэропорт. А то вдруг в этот день вообще не было рейсов в Голландию? В любом случае Алиса говорила, что ты очень доверчивый и вдобавок не знаешь испанского. Твоя сестра — просто фантастическая женщина!
— Фантастически вероломная. — Я ушам своим не верил.
Бриджид снова пошебуршила у меня в боксерах и скроила полувиноватую улыбку.
— Ты ведь не очень сердишься?
Над нами нависал пласт меловой почвы; точно такой же наблюдался с противоположной стороны. В долине рос только перистощетинник лисохвостый пурпурный: зеленый вблизи, он в перспективе действительно сливался в пурпурную щетину. Бриджид прикасалась, как священнодействовала; перистощетинник отреагировал на появление ветерка неглубоким реверансом.
— Хорошо-то как! — выдохнул я.
Я по-прежнему лежал на спине, Бриджид сидела на мне верхом. Сквозь ее распущенные темные-претемные волосы я смотрел на солнце — и видел множество радуг. Справа от ее головы кренился ястреб — точь-в-точь как идущий на посадку самолет. Значит, я стал благословенной жертвой заговора трех восхитительных женщин. Это открытие заставило меня подскочить и вытряхнуть Бриджид из футболки.
— Не волнуйся, я не псих.
Ее бюстгальтер производил впечатление глазных пластырей, наклеенных на абсолютно здоровые глаза, и явно ей мешал, так что я его быстренько снял. При виде вздрагивающих грудей я не смог сдержать смех.
— Обещай, что с возрастом поумнеешь, — попросила Бриджид.
— Обещаю. Таким занудой стану, мало не покажется. Лет через дцать. — Я не сомневался, что так оно и будет.
Пока же я чередовал благочестивые поцелуи в лобик с бельгийскими поцелуями, а также с игрой языка на крохотных и твердых, как нераспустившиеся почки, сосках. Бриджид начала издавать звуки, характерные для женских особей
Кончив, мы развалились на траве.
— Бриджид, так что там с плодом? Кажется, я понял. Бриджид, я тебя раскусил — ты и есть этот плод!
При слове «плод» в глазах Бриджид мелькнула пратоска — возможно, прапамять услужливо подсунула картинку изгнания из рая, — а я вытащил из рюкзака наши древесные томаты. Мне хотелось съесть свой томат — надо же было чем-то заняться до следующей эрекции. Второй плод я протянул Бриджид. Я подумал, что древесный томат с успехом заменит пресловутое яблоко. В отличие от съедения последнего, его съедение не повлечет за собой кары. Я очистил плод армейским ножом. Фактически я не оставил ничего, кроме влажной мякоти, разделенной рыхлой перегородкой на три части. В одну из частей и вонзились мои зубы.
— Какая же вкуснятина эти древесные томаты! Похожи на гибрид персика с яблоком, но гораздо лучше и того, и другого. Давай это и будет наш с тобой плод? Я не стану пытаться его запатентовать. Клянусь. — Чем-то древесный томат напоминал наш аномальный роман.
— Вообще-то я имела в виду совсем другой плод — опасный…
— Хорошо. — Раз я теперь храбрый и решительный, значит, буду продолжать в том же духе. — Давай рассказывай про свой опасный плод. Я вслед за тобой что угодно съем.
Примерно на этих словах стало ясно, что день уступил вечеру — полдюйма, но уступил. Было светло, как минуту назад, однако белый свет местами тронуло золотое тление.
— Плод. Или, может, наркотик.
Эту последнюю фразу я не понял.