Лекарство от одиночества (СИ)

— Ну и пусть. Я не собираюсь ни от кого прятаться. По-хорошему мне давно надо было поговорить с Юрой. Только пока было не до этого.

— Не напоминай.

— Слушай, тебя это все не коснется. Я не позволю.

— Ну да, — устало вздыхаю. — Заткнешь рот всем сплетникам?

— Нет. Но вряд ли сплетни тебя коснутся, пока ты будешь на больничном. А мы с Валовым взрослые мужики. Справимся.

— Я ж не буду на больничном всю жизнь.

— Эль, у людей короткая память. Сегодня они моют кости одним, а уже завтра находят более интересный повод посудачить.

— Более интересный, чем наш? — с губ срывается веселое фырканье. — Это еще постараться надо.

Жорка тоже улыбается, скосив глаза вниз.

— Что? — переспрашиваю я.

— У тебя, кажется, талия поплыла.

— Да?

Машинально касаюсь рукой живота, не став досматривать все оттенки эмоций, написанных у Жорки на лице. Слишком сладкие они. И одновременно с тем горькие. Ведь по правде я не с ним совсем хотела бы их разделить.

В саду меня встречают так, словно я с войны вернулась. Еще бы. Неделю Мишку забирали бабушки с дедушками и… отец. О, да. К Валову у меня ноль вопросов.

— Ой, а у тебя же кресла нет, Жор!

— Обижаешь.

Бутенко выходит и достает из багажника новенькое навороченное автокресло. И во мне это отзывается очередной теплой волной.

— Зачем ты тратился? Ну, вот сколько там раз оно понадобится?

— Много. Или ты думаешь, я так быстро от вас откажусь? — хмыкает Бутенко, скосив на меня взгляд. А я, не зная, как реагировать, закусываю губу. Ведь честней всего по отношению к Георгию было бы признаться, что на отношения со мной у него нет шансов. Но он так старается, что я не могу. Вместо этого я пересаживаюсь к сыну назад. И всю дорогу до нашего дома, а потом и до дома Георгия, мы с Мишкой болтаем обо всем, что с ним произошло, пока меня не было.

— А мой блатик тут? — тычет Мишка пальчиком мне под ребра. Я невольно бросаю взгляд в зеркало заднего вида и залипаю в черных Жоркиных глазах.

— Или сестричка, — сдвигаю маленькую ладошку чуть ниже.

— Дочку хочешь?

Мы впервые об этом говорим. Веду плечом, вдруг осознав, что все это время была в таком стрессе, что о поле ребенка даже и не задумывалась. А ведь меня мог ждать сюрприз, который полностью исключало ЭКО. Там я с первых дней знала, что ношу сына.

— Не знаю. С одной стороны, да. С другой… С парнем я хоть уже знаю что делать. А ты? — спрашиваю, поддерживая разговор, притворяясь, что мы — счастливые родители, которые ждут ребенка, а не совершенно чужие друг другу люди и тем самым создавая для нас иллюзию нормальности.

— Я бы дочь хотел. Сын у меня уже есть, — огорошивает Бутенко. Я вздёргиваю брови. Нет, ну а что? Он ведь никогда не рассказывал о своей прошлой жизни. Было глупо думать, что в его возрасте Георгий не был женат и не обзавёлся потомством. — Мы когда пол узнаем? Примерно недель через семь?

— Да, где-то так. Не терпится?

— Надо ж успеть ремонт сделать.

— Ты собираешься делать ремонт?

— В его комнате. Или ее.

— Серьезно, будешь так заморачиваться?

— А что тебя удивляет?

Он…. Наверное, больше всего меня удивляет он. Но этого ведь не скажешь. К счастью, избавляя меня от ответа, мы, наконец, доезжаем до цели. Я выхожу, и пока Георгий открывает ворота, помогаю Мишке выбраться из машины. Верчу головой по сторонам, ошеломленная открывающимися красотами. Краски настолько яркие, что режет глаз. Золото берез, багрянец рябин и ильмы, все оттенки охры и зелени мхов, укрывающих отвесные склоны — нет ничего красивее.

— Миша, давай, опускайся на землю. Маме нельзя тебя таскать.

— Хочу на ручки! — куксится сынок.

— Тогда иди ко мне.

Жора раскрывает объятия, и Мишка послушно перебирается в его руки. Правда, хватает его ненадолго. Стоит парню завидеть батут, как он начинает извиваться ужом, требуя немедленно поставить его на землю.

— Неугомонный, — улыбается Георгий.

— Да.

Идем рядышком за Мишкой вглубь территории. Перед глазами расстилается бескрайний океан. Лазурные волны в белоснежных шапках пены, разбиваясь о камни, взмывают вверх миллионами сверкающих брызг. А по округе, словно эхо осени, разносится шум прибоя.

— Вчера сюда приплывали косатки. Вон там целая стая гоняла сивучей.

— Да ты что? — восхищаюсь я.

— Угу. Хочешь, здесь ужин накрою? Вдруг еще приплывут.

— Хочу.

Тем более что в дом идти у меня совсем нет желания. Стыдно вспоминать, чем закончилась наша последняя встреча.

Жорка устраивает меня в садовом кресле и уходит за толстым пахнущим горькими травами пледом.

— Закутайся.

— Может, тебе помочь?

— Сиди.

Вечер идет своим чередом. Жорка разжигает очаг, накрывает на стол. Мишка носится вокруг — все ему интересно.

— А лиситьки нет! — шмыгает носом разочарованно. Надо же, запомнил, что мы тут лису видели.

— Зато вон смотри. Косатки. — Георгий протягивает малому огромный бинокль. Объясняет, как с ним надо управляться, что-то говорит тихо. Мишка визжит в полнейшем восторге, захлебываясь эмоциями, подпрыгивает в Жоркиных руках. А когда тот отворачивается, бросая в мою сторону долгие задумчивые взгляды, хватает его за нос и настойчиво поворачивает к океану:

— Ну смотли же! Смотли, какая огломная лыбина!