Лекарство от одиночества (СИ)

— Эль, у тебя, кажется, телефон звонит, — говорит Георгий, сжимая мою коленку под столом.

— Юра, — поясняю я, глянув на экран. — Спрашивает, можно ли забрать Мишку. У него вечер освободился.

— Пусть сюда подгребает, — распоряжается Шведов. И я в который раз обращаю внимание на то, что он всегда неосознанно говорит командами. Как Вера это терпит — не знаю. Сама бы я не смогла.

— Ты не против? — уточняю у мужа.

— Ты у Мишки спрашивай.

Замечание дельное. Потому что было пару раз так, что, напланировав чего-то интересного с отчимом, сынок ни в какаю не хотел ехать к отцу. Конечно, Юре это было неприятно. Но он никогда не предъявлял мне претензий. И, наверное, в благодарность за это Бутенко порой приглашал Юру к нам присоединиться. Будь то охота на устриц или поездка в парк аттракционов. Иногда Валов соглашался. Иногда нет… Но мы научились как-то сосуществовать вместе, а не тянуть сына за руки в разные стороны.

В этот раз Мишка с радостью соглашается поехать к отцу. Отправив Юре сообщение с геолокацией, я возвращаюсь к разговору с подругой. Юра приезжает, не проходит и получаса. Похудевший, осунувшийся… Я почему-то даже теперь чувствую себя виноватой в этом.

— Давай к столу, Юрий Игоревич.

— Нет, Семен, спасибо, нас с Мишкой дома на ужин ждут. Мишань, сынок, собирайся.

Извинившись перед Шведовыми, мы с Георгием выходим из-за стола, чтобы проводить сына, сталкиваясь в проходе с…

— Матиас! Привет.

— Привет, Эль, — улыбается Пятс, не без интереса обводя взглядом нашу компанию. — Значит, ты все-таки решилась это сделать.

Жоркины пальцы на моем запястье с силой сжимаются. Я бросаю на мужа удивленный взгляд и неуверенно уточняю:

— Что сделать?

— Встретиться с биологическим отцом, — закатывает тот глаза. — И даже нашли приемлемый формат общения?

— А? — все еще не доходит до меня.

— Ну, ладно. Мы пойдем.

Только тут я замечаю, что Пятс не один. Рядом с ним переминается с ноги на ногу русоволосая девушка. Еще ничего толком не понимая, но уже слыша в ушах рев надвигающейся на нас неизбежности, останавливаюсь взглядом на шраме, уродующем ее губу. Моргаю. Смотрю то на шокированного Валова, то на Жорку… Это что же… Это как же…

— Жора!

— Эй, тщ… Ты чего? Ну-ка перестань. Молоко пропадет ведь.

— Ты знал? — сипит Валов. — Знал и молчал? Какого хрена? Ты чего добивался? Хотел у меня сына забрать? Да?!

— Не пори чушь, — рявкает Бутенко в ответ.

— Жора…

У меня идет кругом голова. Я вцепляюсь в рукав пиджака мужа, и он тут же подхватывает меня на руки.

— Почему ты молчал?

Я знаю, что обвинения Валова — полная чушь. Георгий никогда не настраивал Мишку против Юры. Совершенно оглушенная, я обхватываю его колючие к вечеру щеки:

— Почему ты молчал?!

— Потому что ты попросила, — шепчет он только мне, вжавшись лбом в мою щеку. — Не хотел тебя волновать.

— Попросила?! Жорка! Ты ради моего спокойствия отказался от сына?

— Почему это отказался? Я все это время был рядом.

Смотрю в его глаза и не верю, что он реальный… Слезы катятся по щекам. И я понимаю, что в этот момент моя любовь к этому невероятному мужчине достигает каких-то совершенно критических отметок. Где мой баллон с кислородом? На такой высоте совершенно нечем дышать.

— Юр, я тебе не враг. И я не собираюсь оспаривать твоего права. Выдохни.

Он говорит еще что-то, а Валов отвечает. Но мне впервые, пожалуй, на это плевать. Прерывая их судьбоносный разговор, я настойчиво тяну Бутенко за шею, привстаю на цыпочки и со всей нежностью, что во мне есть, его целую.

Потому что он кислород. Он мой кислород. Я без него задохнусь.

И я не знаю, в какой момент мы остаемся одни с Жоркой посреди тротуара. Но я четко помню, что почувствовала, когда поняла, что…

— Ты болен! Ты болен?! — повторяю, сжимаясь внутри от какого-то незнакомого прежде животного ужаса. — У тебя рак, да?!

— Нет. Уже нет, Эля. У меня все в порядке.

— Точно, любимый? — сиплю, утопая в его искрящихся от эмоций глазах. — Ты уверен?

— Как никогда. Пойдем к дочке? — обнимает меня опять, трется о висок носом. А у меня горло перехватывает, как тут хоть слово выдавить? Я переплетаю наши пальцы, целую Жоркину руку, несмотря на его отчаянные попытки этого не допустить, и начинаю пятиться к нашему столику. Вот тут меня и озаряет:

— Господи, так Мишка и впрямь япончик! — задыхаясь от хохота, резюмирую я и вдруг вспоминаю, что: — Мне ведь как-то нагадали, что моего мужа будут звать Георгий, а я, глупая, думала что это Юрий на церковном.

— Ну, что сказать? Даже лучшие из нас ошибаются, — ухмыляется Бутенко, беря меня за руку. — Главное, что в конечном счете ты все осознала.

— Осознала? — теряюсь я.

— Ага. Поняла кого любишь.

В текущей ситуации Жорка на зависть хорошо держится. Со стороны глянешь, так кажется, все ему нипочем. Но я-то знаю, что это не так. Я чувствую исходящее от него волнение. И потому еще раз повторяю слова, которые рвутся прямиком из души:

— Люблю, Жор, ты себя даже не представляешь, как я тебя люблю…