– Полицай баталльион… Аблёзунг фон цеен меньшен траген… Зельбстфертайдигунг ваффе… Ди ист рихьтихь! Гут! Сильи самоопоронны… Десьять полицай! Гут! – и тут Середа махнул гопникам с винтовками рукой, дескать, ладно, опустите грабки. Мрачно поглядевший на это Лёха смекнул, что пока можно винтовку закинуть на плечо. Гопники в кепках подошли поближе и таращились на попугайного Середу, оставив Лёху без внимания, таких, наверное, уже видали.
– Панове, будьте ласкаві поїсти! – ласково сказал староста, поедая глазами преданно черт знает откуда явившееся суровое начальство.
– Вие? – холодно спросил Середа.
– Кушать, исть просимо – напряженно подыскивая слова, понятные этому чужаку сказал староста, делая нелепые жесты, которые при некотором воображении можно было бы представить как нарезание чего-то и потребление некоей похлебки ложкой.
– Кушайт? Шпек, яйки, боржч? – наконец понял недогадливый Середа. Лёха, находясь в некоем взвинченном, лихорадочном состоянии с колоссальным трудом подавил в себе желание ляпнуть что-то типа «Я-я, фольксваген!». Твердо помня, что ржать нельзя, он отчаянной судорогой подавил ухмылку и от этого еще свирепее вытаращился на селян. Ближайший к нему гопник с винтовкой даже попятился опасливо.
Староста так истово и радостно закивал башкой, что поневоле напомнил Лёхе рок-металлистов, только те трясли длинноволосыми гривами, а у старосты голова была плешивой, свою меховую шапку он почтительно снял на подходе к гостям.
– Не есть время! Сначаль делайт дело! Неметский орднунг – делайт дело бистро и неотлажательно! Дойче зольдатен унд официерен не пить на служб! Альзо, ви есть сстраоста это деревнь?
– Я – закивал Гогун.
– Эрстенс. На мой человек нападайт местний бандит. Я имейт информаций, этот бандит из ваш деревнь. Ви есть соббщайт – кто это бандит. Ми есть наказайт экзекуцион махен. Бандит дольжен повисайт на верьеовка. Не выполняйт мой бефель – я давайт рапорт оберкоммандо и ваш деревнь фернихтен зайн. Уничтожайт. Населений гейт ин дие лагер, имустчиество реквизиерен. Ви есть меня понимайт?
Староста обомлел. Высыпанные мелким горохом слова немецкого офицера вызвали у него легкую оторопь. Он аж на шаг отступил.
– Пан офіцер, у нашому селі бандитів немає, ми всією душею за Рейх і за батьку Хітлер! Це вам все набрехали, либонь миколаївські набрехали! Зараз начальника самооборони запитаю – що він скаже! – заторопился он. Посланный старостой пацан тут же засверкал пятками, рванув куда-то за каким-то дядькой Олександром.
Середа стоял молча, смотрел крайне неприятным взглядом и от него буквально несло холодной, злой и самое пугающее старосту – неотвратимой силой. Гогун отлично знал таких упертых, да и порядки ему были известны – такие государственные люди просто напишут одну-единственную бумажку – и все – как под паровоз на железке попадаешь. И просить бесполезно и подкупать. И, в общем, этому офицеру вполне вероятно наплевать на пострадавшего своего подчиненного – но орднунг есть орднунг. И самое главное – сам Гогун безоговорочно и со всеми потрохами, с радостью, взялся служить новой власти – хотя бы потому, что не любил москалей. Почему не любил – и сам сказать не мог. Возможно, потому, что был холуем до глубины души и ему было нужно, чтоб над ним был Господин, которому он мог бы истово служить. Служа им и самому можно стать господином, ну не так чтоб Господином, но господинчиком – вполне можно. А нынешние москали как-то не выглядели господами. Товарищем же им Гогун быть не хотел.
– Где есть нашальник самооборон? – поторопил немец-Середа.
– Та он уже йде! Давай швидше, пане офіцер чекає! – радостно-нетерепливо позвал староста подходящего усатого мужика – этот был в отличных сапогах, полувоенной форме, лобастый и винтовка на его плече выглядела не деревянной игрушкой, как ее неумело таскали босоногие гопники, а привычным оружием и символом власти. Видно было, что мужик крепкий, себе на уме, явно с военной подготовкой. Впрочем, арбайтсфюрер на него глянул недовольно, видимо досадуя на задержку.
– Альзо? – поднял бровь Середа, глядя на старосту все тем же гадким взглядом.
– У чому справа? – деловито спросил подошедший мужик, попеременно глядя то на немца, то на старосту.
– Так ось бандит якийсь на їхнього напав, а хтось сказав, що ми бандита ховаємо – начал вводить его в курс дела глава сел.
– Хто-хто… Ніколавскіе звичайно, сволочі. Вони на таке мастаки – безапелляционно прервал речь гражданского вождя начальник вооруженных сил села. Видно было, что вооруженный вождь к старосте относится в лучшем случае снисходительно.
– Так что есть вам сказать для я? – поторопил их арбайтсфюрер.
– Зараз, зараз! Каже, якщо не видамо – поселення спалять, людей у табір, а добро розберуть! – обрисовал обстановку в красках глава села.