Лекс Раут. Императорский ловец

Одри пыталась сопротивляться — слабо и неубедительно. Она боролась не столько со мной, сколько с собственным телом, что отзывалось на каждую мою ласку, на каждое движение. Пыталась удержать свои тихие стоны, а я хотел, чтобы она орала до хрипоты. Платье отлетело в сторону, как и моя рубашка. Я толкнул Одри на землю, на настил из сосновых иголок, придавил своим телом. Странно, не замечал в себе раньше замашек собственника. А сейчас хотел припечатать ее, распять, как бабочку, и заявить свои права на ее тело и душу. И вновь никаких сил на прелюдию. Тело горит, в паху уже болит, и я не могу больше ждать… И погружаясь в ее лоно, я лишь способен шептать: «Проклятая Одри… Что же ты делаешь, что делаешь со мной…» Не знаю, говорю я это вслух или внутри себя, разум распрощался со мной, оставив лишь раскаленные чувства и оголенные инстинкты.

Я лишь уловил момент, когда Одри перестала сопротивляться и ответила мне. С судорожным всхлипом, с закушенной губой — обвила меня ногами, вцепилась пальцами в волосы.

В ее косах — сосновые иголки, ее губы — распухшие от моих поцелуев, а я не могу остановиться. Снова и снова облизываю ее тело, снова и снова беру ее, применяя весь арсенал своих многочисленных умений. Заставляю ее кричать. Хрипло, безумно возбуждающе, громко. И теряю себя от этих криков.

Проклятая Одри…

Не знаю, сколько прошло времени, когда я откатился от нее. Кажется, первый раз мне отказало мое умение чувствовать ускользающие минуты…

Лег, закинул руки за голову, уставился в небо. Краешек облака зацепился за сосновую крону и висел белой дымкой, закрывая синеву. На красном стволе сидела любопытная белка, поглядывая вниз черными хитрыми бусинками глаз.

И мне было хорошо. Восхитительно. Сытая удовлетворенность бурлила в теле, а я ведь не взял ни капли женской силы. Напротив, своей поделился. Но, как ни странно, чувствовал себя превосходно.

Одри зашевелилась, поднялась, потянулась к своему платью. Ее ладони дрожали. Я смотрел на узкую женскую спину, когда девушка пыталась натянуть на себя одежду, путаясь в юбках и оборках.

— Тебе помочь? — лениво спросил я.

Она вздрогнула, обернулась стремительно. Серые глаза сузились, рассматривая меня.

— Сама справлюсь.

— Не понимаю, почему ты злишься, — приподнялся на локте. Шевелиться не хотелось категорически, и от желания впасть в спячку меня останавливала лишь настойчивая потребность хоть что-нибудь съесть. — Кажется, тебе было весьма неплохо. Я насчитал… м-м-м, сбился со счета, сколько раз ты получила удовольствие.

— Заткнись, — она яростно сверкнула глаза. Закусила губу. — Ты все равно не поймешь. Для тебя все это лишь… близость… и все.

— А ты объясни, — мягко сказал я. — Может, я не так глуп, как ты думаешь, и осознаю еще хоть что-нибудь.

— А ты не глуп. Лишь эгоистичен настолько, что не видишь дальше своего носа, — мрачно бросила она, застегивая пуговицы на корсаже. Получалось криво, половину она пропустила. Я поднялся, отвел ее руки и застегнул сам. Удовлетворенно щелкнул языком.

— Вот теперь ровно.

Одри застыла, всматриваясь в мое лицо. Усмехнулась.

— И где же твоя главная фраза, Лекс? «Не скучай, детка?» Я вся горю от предвкушения ее услышать.

Я внимательно смотрел в ее лицо.

— Ты хочешь мне что-то сказать, Одри? — спросил мягко. Бездна, действительно мягко. Нежно почти. Чтоб я сдох.

Она сжала зубы и отпрянула.

— Ничего, кроме того, что уже сказала, — вздернула подбородок. — Щит убери. Я хочу уйти.

Впечатал ладонь в камень, преграждая путь. Всмотрелся жадно. На лице Одри — румянец, губы так восхитительно распухли, в серых глазах — дымка. И еще что-то.

— И все же? — смотрел настойчиво, даже как-то… отчаянно.

— А ты? — она прикусила губу. — Ты, Лекс? Ничего не хочешь мне сказать?

Помолчал, глядя ей в глаза.

— Я готов повторить после обеда.

Ее лицо дрогнуло, словно она сейчас заплачет. И тут же в глазах вспыхнула ярость. Оттолкнула меня так, что чуть не свалился обратно на землю.

— Да пошел ты…

Я посмотрел ей в спину. Ровная, словно Одри проглотила черенок от лопаты. Задумчиво перевел взгляд на свою разбросанную одежду, пнул ногой голенище сапога. В теле разлилась сладкая истома, а нутро сводило от горечи.

Противное сочетание.

Пожалуй, мне действительно пора пообедать.

* * *

«Друзья» встречали меня гробовым молчанием. Здоровяк хмурился, Лира отвернулась, и Ник как-то по-хозяйски положил ей руку на плечо и зашептал что-то на ухо. Харт окинул неприязненным взглядом, когда я приблизился.

А вот Одри на поляне не было, и это меня неприятно кольнуло. Куда это она отправилась?

Да и в общем, настроение было каким-то… паршивым. И это странно, ведь должно быть наоборот.

— Ну и что уставились? — буркнул я. Присел у костра, где уже висела на палке тушка какого-то зверька, ткнул пальцем. И скривился — сырая еще. Внутри урчало от голода, мне казалось, что я готов сейчас сожрать мясо и не прожаренным. Это все от того, что отдавал силу Одри, все-таки непривычный для меня процесс. Благо, после Изнанки у меня ее было предостаточно. Вспомнил — и помрачнел. Еще одна тайна, с которой мне предстоит разобраться.