Потап был на редкость разговорчив. Ласка не сразу сообразила, что медведь таким образом отвлекает её от собственного болезненного состояния — причем весьма успешно; когда они достигли генераторной, девушка уже немного пришла в себя. Лидделл возился с большой электродинамической машиной, используемой для подпитки призраков — именно её Потап обозвал «динамой». Причину поломки установили довольно быстро — в колесе лопнул обод подшипника. К счастью, на борту имелось достаточное количество сменных деталей. В углу генераторной девушка заметила ещё одну электромашину, размерами поменьше — к ней были приделаны длинные рукояти, словно у носилок, и тележные колёса.
— Это на случай, если нам придется покинуть корабль, — пояснил инженер. — В конце концов, мы-то можем добывать себе пищу в пути, охотиться — а вот «стим бойз» требуется электричество…
Работа и впрямь подействовала на Ласку благотворно. Как это обычно бывает, стоило справиться с одной неполадкой, как тут же потребовалось починить что-то ещё, заменить ненадёжную деталь, отрегулировать натяжение пружины… Морская болезнь отступила, а потом и вовсе забылась: закончив, наконец, работу и вытирая руки от смазки, девушка с удивлением поняла, что чувствует себя превосходно! Вернувшись в каюту, она бросила взгляд в иллюминатор. Вспышка молнии высветила на миг курящуюся мельчайшими брызгами водяную гору… Ласка поспешно отвела взгляд.
— Лёва! Нам нужно поговорить.
Озорник оторвался, от расчетов.
— Да… Я тебя слушаю.
— Скажи мне, что ты задумал? И… Как мы будем дальше?
— Я не могу сейчас ответить на второй твой вопрос, — вздохнул Озорник. — Я просто не знаю. Слишком много разных «если»…
— Тогда ответь на первый!
— Я ведь уже говорил тебе: наш мир стянут незримой сетью. Я хочу её разорвать.
— Как?! Что это будет — конкретно?
Озорник вдруг сдвинул с глаза повязку. Ласка на миг испугалась, что Лев хочет применить свои нечеловеческие способности — прямо здесь, сейчас, чтобы прекратить этот разговор… Но напарник лишь устало потёр веки.
— Представь себе мир — разрезанный, точно спетый арбуз; рассеченный на мелкие дольки… Представь сотни малых планет, кружащих в бесконечном вальсе… Знаешь, каким будет небо над головой их обитателей? Словно бархат, усыпанный огромными самоцветами… Сотни миров — и каждый из них уникален, каждый непохож на своего соседа… Никаких колоний, никаких государств-сателлитов, никаких империй, сокрушающих утонченные древние цивилизации железной поступью солдафонов…
— Лёва… Но это ведь безумие! — Ласка растерянно глядела на своего товарища. — Ты… Даже если это удастся… Неужели ты думаешь, что кто-нибудь выживет после… Такого?!
— Конечно. И выживших будет куда больше, чем погибших; неизмеримо больше! Да, полностью избежать жертв не выйдет, но… Я ведь хочу не просто перекроить мир; я хочу дать человечеству шанс начать всё заново, избегая фатальных ошибок. На этот раз прошлое останется неизменным — люди должны помнить, каким всё было… А будущее всецело находится в их руках.
— Ты не можешь расколоть Землю… Там же раскаленная магма, она сожжет…
— Неужели ты думаешь, что я этого не предусмотрел, — поморщился Озорник. — Впрочем, моя вина: наверное, я привел плохую аналогию с этим арбузом… Мне придется перекраивать само пространство, саму природу мирового эфира, изменять некоторые фундаментальные физические законы… Сейчас я перепроверяю свои расчеты — благо, у нас выдалось спокойное время; и не нахожу ни единой ошибки. Скажи, Маленькая Ласка, ты веришь мне?
Девушка опустила глаза. Ах, как просто было бы солгать — сказать «да»; ведь именно это он хочет сейчас услышать…
— Я… Я не знаю.
***
Буря бушевала почти трое суток. Наконец, свирепый ветер утих; теперь корабль раскачивала мёртвая зыбь — исполинские, насквозь просвеченные солнцем водяные громады таких немыслимо-чистых цветов и оттенков, что дух захватывало. Прислушиваясь к мерному постукиванию двигателей, Джонатан Лидделл радовался, как мальчишка: его детище с честью выдержало атлантический шторм. Не разболталась ни одна заклёпка, ни единый шов не дал течи; сложная машинерия работала, как часы. Едва лишь волнение улеглось настолько, что сделалось возможным выйти на палубу, команда принялась ставить паруса. В небо никто не смотрел — и не видел маленькой черной точки, вынырнувшей из-за облаков. «Стимфлай» развернулся, оставив в воздухе белёсый росчерк остывающего пара, и лёг на обратный курс.
В один из дней Озорник захлопнул тетрадь, откинулся на спинку кресла, сцепил пальцы на затылке и громко объявил:
— Я завершил расчеты.
Ласка молча смотрела на него, ожидая продолжения.
— Ошибок нет. Всё будет в точности так, как я хочу, — он тихонько рассмеялся. — Знаешь, это был чертовски долгий путь — и вот, наконец, он близится к завершению!
— Лёва, скажи — а тебя не пугает то, что ты хочешь совершить? Совсем нисколько? — осторожно спросила девушка.