Всем в семье кажется лучшим выходом, если он переберётся в Осло и попробует прижиться там. Но быстро выясняется, что продолжать учёбу он не может, поскольку власти конфисковали все сбережения Комиссаров.
Друг отца соглашается помочь и берёт его счетоводом.
Остальных проходивших по делу о распространении новостей Би-би-си казнят. В том числе брата Марии.
Со временем у них конфискуют и квартиру тоже. Якоб поселяется в другой еврейской семье, Мария перебирается в пансионат. Тут до Якоба доходят слухи, что за ним с матерью ведётся слежка, и они решают тоже уехать в Осло. Наступает весна. Наступает лето сорок второго года, Гершон получает обрывочные сведения, что тебя отправили в Северную Норвегию в качестве переводчика для русских военнопленных, которые строят там вдоль дорог заграждения от снега. В записях Гершона о детстве и о том, как всё изменилось, я читаю (это папка переплетённых листов А4):
8 октября сорок второго года на пороге комнаты Гершона, как всегда, лежит газета. Одеваясь, он слышит, что хозяйка плачет на кухне. Он стучится, приоткрывает дверь, и ему навстречу поворачивается хозяйка со свежей газетой в руках и непривычной жёсткостью во взгляде.
В газете написано, что накануне тебя расстреляли в Фалстаде вместе с ещё девятью узниками. Что ты стал одним из десяти казнённых в наказание за недавние диверсии, которые устроило движение Сопротивления: подрыв железнодорожных путей, чтобы блокировать поставки руды для нужд немецкой военной промышленности.
Газета называет вас
Одновременно в городе вводится чрезвычайное положение.
Хозяйка кладёт руку Гершону на плечо. Он чувствует жжение в глазах, в животе затягивается узел, и странно немеет всё тело. Ему снова надо бежать из страны. Ему, маме и брату. Бежать немедленно. Он собирает вещи и трясущимися руками набирает номер брата. Просит его о встрече, прямо сейчас. Он не может произнести ни слова, не всхлипывая, как будто голосу нужно больше воздуха, чтобы звучать.
Несколько дней они живут у женщины, которая когда-то была их няней. Обстановка в доме чрезвычайно напряжённая. В любую секунду сюда могут вломиться немцы, и что тогда?
В конце концов муж няни приносит им адрес, где можно укрыться: у одной вдовы, в центре города. Услышав адрес, Гершон даже рассмеялся. Это соседний дом с Виктория-террасе, штаб-квартирой гестапо в Осло.
Д как «Доставка Карла Фредриксена» и как Достопримечательная оранжерея в Осло в районе площади Карла Бернера, куда каждый день пробирались евреи и участники Сопротивления, они прятались там среди горшков и зелени, дожидаясь отправки в Швецию силами группы, называвшей себя «Доставка Карла Фредриксена».
Всё началось 27 октября 1942 года. Ролф Сиверсен работал в оранжерее, осматривал ряды растений в горшках и вазах, убирал жёлтые листья, поливал ярко-зелёные лианы, когда вдруг заметил шевеление в углу за ящиками. Что такое? Зверь? Или злоумышленник?
Оказалось – четыре брата, четыре брата-еврея, они держали магазинчик неподалёку от оранжереи, но теперь были в бегах, скрывались, потому что их предупредили, что полиции дано задание арестовать в городе всех евреев мужского пола. Садовник знал их и решил им помочь, для чего обратился к друзьям, в том числе к владельцу транспортного бюро, и их стало четверо. Герд и Альф Петтерсен и Рейдар Ларссен. Приехал грузовик, чтобы вывезти четырёх братьев в Швецию, но что будет с другими, кто тоже сейчас где-то прячется? Братья написали имена знакомых, которым, вероятно, требуется помощь, чтобы бежать из страны. Герд взялась искать людей из списка, и, прежде чем первый грузовик добрался до цели, четвёрка спасателей стала планировать следующий рейс.
Остальное уже история. За шесть недель эти четверо норвежцев спасли от участи быть убитыми или депортированными в концлагерь около тысячи женщин, мужчин и детей. Евреев и участников Сопротивления с семьями.
Тысяча человек. Сколько у них уже народилось внуков и правнуков? И наоборот – сколько людей не были рождены по вине холокоста?
Семьдесят пять лет минуло с тех пор, как концлагеря были закрыты, могилы и расстрельные рвы обнаружены, а выжившие семьи обнаружили себя с жалкими крохами своего довоенного бытия. Сколько потомков было бы сейчас у шести миллионов евреев, если бы их тогда не убили? Пятьдесят миллионов? Больше?