Лекции о Прусте (психологическая топология пути)

Мы часто забываем про подобные чудеса, которые есть на свете. Забываем, что даже простейший акт мысли является чудом и содержит в себе парадокс. Ведь если представить себе мысль как движение, — то действительно становится чудом любая выбранная мысль, та мысль, которая соответствует объекту. Постфактум мы, конечно, можем сказать, что нарисовали предмет таким, как он есть. Что он является причиной того, что так нарисован. Но в действительности это не так. И то же самое относится к мысли, к эмоции, ко всем нашим состояниям. Мысль уравнена здесь для меня с чувствами, с восприятиями, — я не делаю номенклатурного различия. Мы не можем взволноваться, захотев взволноваться. Звучит очень банально, но это не банальность. Это так же банально, как полет птицы или бабочки, движение крыла. Мы не можем иметь мысль — желанием ее иметь. Мысль должна случиться. Как в свое время заметил Бергсон: если бы я знал мир, в котором необходим Гамлет, я написал бы «Гамлета». Но он не написал. Гамлет случился в мире, и потом случился мир, в котором есть Гамлет. Бергсон же хотел этим сказать, что нельзя прийти к мысли ее желанием и представлением. А с другой стороны, мы не можем прийти в движение, не имея итоговой мысли. Потому что когда мы пришли к мысли, то должны еще узнать ее в качестве мысли. Повторяю: даже если у нас появилась мысль, которую мы выбираем как адекватную предмету, мы еще должны узнать ее в качестве таковой. А чтобы узнать — нужно знать. Мы узнаем только то, что знаем. Следовательно, не зная то, что мы узнали, нельзя прийти в движение, и, придя в движение, нельзя остановиться. На каком же основании мы выбираем тогда именно эту мысль, а не другую? Да, основание содержится в узнавании. Но откуда оно? Что имеется в виду, когда я говорю, что существуют естественные действия ума или непрерывные процессы, отличающиеся от контролируемых человеком сознанием и волей дискретных актов извлечения смысла? Рассмотрим простейший акт восприятия — я вижу предмет. Когда в точке пересечения установлена адеквация предмета и восприятия. Разумеется, абстрактно мы не можем знать, что в этом акте участвует координация очень многих элементов. Скажем: вот стол, я воспринял его — это как бы коллапс, окончательный акт — смысл извлечен. То есть завершился некий дискретный процесс на поверхности моего сознания. Но как это случилось? На основе экспликации всех элементов и их координации? Конечно, это невозможно. Сороконожка споткнулась бы. Но ведь это происходит, делается. Вот что нам нужно удерживать как действительную проблему.

Следовательно, перед нами сознание без субъекта, без «я». Поскольку «я» есть агент актов сознания, а мы имеем что-то, где не может быть такого агента, мы не можем подставить его под все координированные элементы на уровне рефлексивного сознания. Хотя увидел я именно стол, а не что-нибудь другое. Это уникальный и определившийся акт восприятия. Но я уже показывал, что все акты восприятия недоопределены, пока не определилось «я» в акте восприятия. И этот процесс определения есть действие мира или сознания без меня. Это естественные действия, в которых как раз мое действие, как сознательного агента, совершающего акт на уровне рефлексивного повторения, блокировано, сведено к нулю. Вспомните восточные притчи. Согласно древней теории стрельбы из лука стрела попадает в цель в единственно возможной комбинации — когда вся организация пуска стрелы сведена к нулю, когда я не участвую в ней. Адек-вация совершается без пространства, пляжа приспособлений средств к цели. Совершается единственно возможное действие. То, которое попадает в цель, и оно — только одно. Многие мудрецы, мыслители, а потом и психотехники неоднократно размышляли об этих вещах, о том, как они вообще делаются. Но мы видим это и на гораздо более близких нам примерах. Когда акты узнавания истины, акты понимания, — в отличие от того, что Пруст называет миром логических возможностей и логических истин, — находятся на кончике истории процесса или естественного свободного действия. Древние говорили в этой связи парадоксальную вещь: свободный человек не делает ошибок. Так вот, отсутствие ошибки и является в данном случае проявлением свободы, а не меня, как агента действия. Свободный акт действительно висит в этой пропасти движения, не имеющего дискретных, сознательных и координируемых этапов.