Лекции о Прусте (психологическая топология пути)

Мы говорили о кристаллизации любви и о том, что именно хрупкость нашего сердца прокладывает путь для дальнейших любовей. У Пруста есть фраза, которая повторяется в разных вариантах, в разных местах романа, и отвечает определению так называемых типичных или трагических фраз, являющихся качествами (кстати, с точки зрения Пруста долг писателя состоит в том, чтобы его произведение было составлено из таких качеств). Эта фраза является, с одной стороны, примером качества стиля и, с другой стороны, примером качества в мире. Послушайте, как она звучит, и вспомните хрупкость сердца. Это как бы пространство, открытое для возможных кристаллизации, или виртуальная точка, где виртуальность задана хрупкостью сердца.

Может быть, любовь есть на самом деле лишь распространение этого волнения («

волнения» не в психологическом смысле слова, remous —

это как волнение воды) по следам эмоции, которая взволновала душу

(III,20).

В данном случае волнение вызвано видом парижских холмов, называемых Buttes-Chaumont, — это горячая точка страданий, поскольку Марсель связывает с ней таинственные лесбиянские свидания Альбертины. Так вот, я что-то воспринимаю, прихожу в волнение, в состояние пафоса или страсти, что одно и то же, — все это состояние. Термин «состояние» позволяет нам не делать никаких различий, в том числе между душой и телом. Я все время стараюсь, чтобы мы отделались от наших умозрительных привычек, и прежде всего от привычки думать о непрерывности нашего «я» — этого чисто умозрительного представления о себе и о мире. Поскольку в реальности происходит что-то другое. Случайность мысли похожа во многом на случайность жизни. Если под мыслью мы понимаем то, что случается в конце движения и что никоим образом не вытекает и не выводимо из предшествующего, то, конечно, это случайность в том же смысле, в каком случайна жизнь. Мы ведь случайно не умираем. И это подтверждается случайностью нашей смерти. Следовательно, мы занимаемся чем-то, что, с одной стороны, случайно, а с другой стороны, именно к этому случайному мы прилагаем термины законов, имея в виду, что во всем этом есть какая-то регуляция, какая-то регулятивная и организующая сила. Повторяю, мысль случайна так же, как случайна жизнь, а, с другой стороны, проблема жизни есть сама жизнь, и она решается в каком-то котле непрерывного воссоздания и воспроизводства, где всегда есть дополнительный элемент по отношению к содержанию воссоздаваемого или воспроизводимого. И мы уже знаем, что в содержании воспроизводимого и являющегося нет никаких оснований, чтобы в следующий момент времени это содержание существовало. Точно так же, как нет для этого никаких оснований в прошлом.

Значит, мы имеем дело с точкой, которая все время находится как бы на кончике случайного движения. И в то же время не можем в терминах случайности понимать то, что случается. Мы не можем статистически понять акты понимания, акты восприятия — в той мере, в какой эти акты есть некоторые связности или вместимости. Я говорил: чтобы понять или почувствовать — нужно вместить, имея в виду нементальный смысл актов понимания, восприятия и чувства. Ведь мы их не можем получить, рассматривая статистический разброс событий и выводя случившееся из тысячи независимо происходящих событий, — что мы должны были бы делать, если пользовались классической теорией вероятности. Случайным набором независимых атомов, — атомов действия, атомов восприятия в метафорическом их смысле, — пользуясь одновременно законом больших чисел, получить акты понимания невозможно. То. что я вижу, — например, стол — это уникальная и определенная точка события. И ни из какой теории случайности я его не получу. Точно так же, как из разброса независимого множества случайных событий нельзя получить некоторые явления эволюции или некоторые живые ее формы, в частности, типичные или архетипические формы. Нет такой теории, которая позволила бы нам вывести из случайного разброса событий, скажем, такую устойчивую и архетипическую форму в эволюции животного мира, как копыто лошади или крыло птицы. Но мы знаем, что крыло движется и копыто работает. И вот за этими событиями (в отличие от сознательно контролируемого протекания события) мы обнаружили мир процессов, невидимых и ненаблюдаемых; именно благодаря им где-то в горизонте того, что мы воспринимаем, случается событие понимания.