Лекции об искусстве

цвет одного тона, недостижимый по своей интенсивности, цветом высшего тона, доступным по интенсивности; например, золотисто-зеленый цвет зелени под ярким солнечным освещением он заменяет чистым желтым, потому что он знает, что невозможно, сколько бы ни примешивать голубого, передать правильно сравнительную интенсивность света на этой зелени, а Тернер всегда стремится правильно распределять свет и тень, хотя бы это наносило ущерб цвету. Но вообще он прибегает к этим заменам редко и на очень маленьких пространствах, и я был бы весьма обязан его критикам, если бы они вышли на какой-нибудь теплый мшистый зеленый берег при полном летнем солнечным свете и попытались бы овладеть его тоном; когда они найдут, как непременно случится, что индийская желтая краска и хром выглядят темными рядом с таким тоном, то пусть они скажут откровенно, что ближе к истине — золотой ли цвет Тернера или мрачные темные оливково-коричневые, медно-ржавые зеленые цвета, в которые Клод с прилежанием и пониманием живописца севрского фарфора окрашивает старательно сделанные листья терновника на своем ребяческом переднем плане.

Замечательно, что на Тернера нападают за чрезмерную преувеличенность блеска в его картинах, главным образом, не тогда, когда есть какая-нибудь возможность,

§ 7. Замечание о тех эффектах, в которых никакое самое блестящее искусство не в состоянии даже приблизиться к природе

какие-нибудь шансы опередить природу, но тогда, когда он берется за сюжеты, с которыми не могут бороться никакие земные краски, например, такие сюжеты, как заход солнца среди высоких облаков. Когда я буду говорить о небе, я укажу, какие подразделения, соответствующие степени их высоты, существуют в характере облаков. Те облака, о которых я говорю в настоящую минуту, — многочисленные белые, тонкие и спокойные облака, расположенные в виде черточек, хлопьев, загородок, — эти облака характеризуют исключительно самую высокую сферу, именно ту сферу, изобразить которую никогда не пытался ни один пейзажист, за исключением Рубенса и Тернера, причем для последнего она стала самым любимым сюжетом. До сих пор мы занимались тем, что в природе является постоянным и неизбежным, т. е. обычным действием дневного света на обыкновенные цвета, и мы еще раз повторяем, что самая великолепная живопись не могла приблизиться даже к такого рода эффектам. Но совсем другое дело, когда сама природа облекается в необычный цветной наряд и дает нам нечто необычайное, нечто такое, что действительно выставляет напоказ ее силу. У природы имеются тысячи средств и путей превзойти самоё себя, но самым прекрасным проявлением ее власти над цветом служит солнечный закат среди высоких облаков. Я говорю, главным образом, о моменте пред самым заходом солнца, когда свет его принимает чистый розовый цвет и падает на зенит, покрытый бесчисленными облачными формами неизъяснимой прелести, туманными волокнистыми хлопьями; при обыкновенном солнечном свете эти облака были бы чистого белоснежного цвета и оставили бы вследствие этого богатое поле тону света. Нет предела количеству и нет препоны интенсивности тех цветовых оттенков, которые при этом получаются. Все небо от зенита до горизонта превращается в одно сплошное ликующее море красок и огня; каждая черная полоса превращается в массивное золото, каждая струйка, каждая волна принимает чистый то малиновый цвет, на котором не встретит ни одного пятнышка, то пурпурный, то ярко-алый, то такие цвета, для которых нет слов на человеческом языке, нет идей в человеческом уме — их можно постигнуть только тогда, когда их видишь; яркая глубоко впавшая синева верхнего неба тает во всем этом блеске и кажется темной, чистой, лишенной света; она меняет свои тона под влиянием тонких, бесформенных, прозрачных облаков, пока незаметно не потеряется в их ярко-красном и золотом блеске. Между этим небом и творениями смертных, кроме Тернера, нет ничего общего, нет ни одного звена ассоциации или сходства. Он один сумел приблизиться к этим высшим проявлениям ее силы; он следует ей верно, но далеко позади; он настолько уступает ей в интенсивности, что Наполеон

на прошлогодней выставке и Темерер на выставке запрошлого года показались бесцветными и холодными, если бы взор мог от них подняться к одному из закатов солнца в природе среди высоких облаков. Но тысячи причин мешают понять это. Стечение обстоятельств, необходимое для того, чтобы создать описанную выше картину солнечного заката, повторяется не более пяти-шести раз в лето и длится только пять-десять минут, перед самым появлением солнца на горизонте.

§ 8. Причины неверного отношения зрителя к изображению таких эффектов