Лекции об искусстве

Их слабые стороны многочисленны; многое плохо нарисовано, многое чрезмерно по отделке; немного в них того, что художники называют композицией, но они проникнуты насквозь любовью к изображаемому; они серьезны и спокойны в высшей степени; нет творений, которые бы превосходили их в изображении некоторых свойств атмосферы и ткани, и есть такие явления горного ландшафта, которые выражены только в них, например, спокойствие и глубина горных озер с опрокинутым отражением темных гор и с нежными линиями, пробегающими по поверхности от робкого прикосновения ветров; торжественная красота бурого папоротника, и вереск, ярко сияющий при свете вечерней зари, и багряные громады отдаленных гор, выделяющиеся на фоне ясного, спокойного сумеречного полусвета. С тем же чувством благодарности смотрю я на картины Дэвида Кокса; несмотря на вольное и небрежное на вид исполнение, они не менее серьезны по мысли, не менее значительны по своей правдивости. Впрочем, при обзоре этих новейших творений, в которых особенно обнаружились известные способы исполнения, я должен подчеркнуть общий принцип, приложимый ко всем эпохам искусства: то, что обыкновенно называют стилем или манерой художника, в каждом хорошем произведении, есть в действительности не что иное, как наилучшее средство овладеть той специальной истиной, которую искал художник. Этот способ не есть его исключительное достояние, если он вместе с другими стремится овладеть одной и той же истиной. Это только способ уловить тот или другой специальный факт, и если другие захотят дать выражение тем же фактам, они прибегнут к этому же способу. Если же приемы исполнения не вызваны такой настоятельной необходимостью, если художник прибегает к ним потому, что он выдумал их, или потому, что хочет показать ловкость своей руки, то они всегда будут крайне низкого достоинства; в самом деле, каждый хороший художник при достижении цели, которую он видит и к которой стремится, встретит столько затруднений, что у него не будет ни времени, ни сил забавляться пустяками на пути к ней. Он ухватится за самые легкие и лучшие средства, какие только доступны ему. Эти средства могут оказаться единственными в своем роде, и тогда скажут, что у него странный стиль. Но это вовсе не стиль; это — выражение специальной истины тем единственным путем, которым только и можно выразить ее. Контуры, сделанные пером, и своеобразные штрихи Прута, которые часто считают только его манерой, в действительности являются единственными средствами, чтобы изобразить рассыпчатость камней, которые так любит и которых ищет художник. Это свойство никогда не выражалось никем, кроме него; его никогда не удастся выразить никакими другими средствами, кроме его средств. И в высшей степени важно отличать такого рода манеру, необходимую и достойную похвалы, от условных манер, столь распространенных среди последующих школ и достойных всяческого презрения; здесь художник, ничего не ищущий, ничего не чувствующий, все выполняет своим специальным способом и научает соперничающих учеников делать с трудом то, что можно сделать без труда. Правда, можно указать примеры, когда великие мастера прибегали к различным средствам для достижения одной цели, но в этих случаях они выбирали те, которые казались самыми краткими и совершенными. В своей практике они никогда не стремились к аффектации и не были продолжателями вошедших в обиход приемов, разве только в пределах слабостей, общих всем людям: руки всегда проявляют наибольшую готовность делать то, к чему они наиболее привыкли, а ум всегда склонен предписать рукам то, что они готовы сделать с наибольшей охотой.

Эти соображения должны удержать нас от возмущения вольной и нечистой манерой Дэвида Кокса. Никакими другими средствами он не мог достигнуть своей цели; его мягкая, свежая и влажная трава, шелестящие, мятые широколиственные плевелы, игра приятного света на песке или равнине, поросшей вереском, тающие клочки белого тумана, сливающиеся постепенно с синевой неба, все это никем, кроме него, не изображалось с такой полнотой, и все случайное в его способе передачи находится в грациозном соответствии со случайными элементами самой природы. Тем не менее он способен к большему, и раз он допускает себя рисовать однообразно, ниже своих способностей, тогда то, что нашло свое начало в чувстве, должно кончиться манерностью. Он пишет слишком много маленьких картин, и в последнее время он подчеркивал свой специальный способ выполнения, быть может, в большей степени, чем это было необходимо. В этом он сам себе лучший судья; за погрешности этого рода ответственность почти всегда падает на публику, а не на художника. Я упоминал об одном из его величайших произведений — как бы я хотел, чтобы он всегда рисовал так, — в предисловии (§ 40, второе примечание); другое, по моему мнению, еще прекраснее: багряный закат солнца, озаряющий отдаленные холмы, несравненный по правдивости и силе колорита. Эта картина, нарисованная несколько лет тому назад, до сих пор, вероятно, никем не приобретена.