Лекции по истории Древней Церкви. Том IV

Объяснения Евтихия с отцами Константинопольского собора отчасти выяснили сокровенные мотивы его стремлений и опасений, отчасти оттенили его богословствование несколькими тонкими штрихами. Когда Евтихий явился на собор, то приступили к чтению акта от 12 ноября. Когда дошли до слов «Εύφραινεσθωσαν», где содержалось антиохийское вероизложение, Евсевий заявил, что Евтихий именно этих слов и не признает. Флавиан спросил Евтихия: «Скажи, признаешь ты единение из двух естеств?» «Ναί, έκ δύο φύσεων», ответил Евтихий. Но Евсевий сейчас же поставил вопрос ребром: «Признаешь ты, господин архимандрит, два естества по соединении, называешь Христа единосущным нам по плоти, или нет?» — Евтихий сейчас же и начал лавировать. Он засвидетельствовал веру в Отца и Сына и Св. Духа, что Христос сошел для нашего спасения, и заявил, чтобы его не спрашивали более ни о чем. Таким объяснением, конечно, не удовлетворились.

Тогда опять начал Флавиан, архиепископ константинопольский: «Теперь ты исповедуешь, что из двух?» Евтихий пресвитер сказал: «Так как я исповедую Его Богом моим, Господом неба и земли, то до сего дня я не позво{стр. 251}лял себе расследовать естество Его (φυσιολογείν). Сознаюсь, доныне я не называл Его единосущным нам». — Флавиан: «Ты не говоришь, что Он единосущен Отцу по божеству и единосущен нам по человечеству?» — Евтихий: «До сего дня я не говорил, что тело Господа и Бога нашего единосущно нам; но я признаю, что Св. Дева единосущна нам и что из Нее воплотился Бог наш». — Флавиан: «Итак, Дева, из которой воплотился И. Христос, единосущна нам?» — Евтихий: «Я сказал, что Дева единосущна нам». — Василий, митрополит селевкийский: «Если Мать единосущна, то единосущен и Он. Ведь Он называл Себя Сыном человеческим (υιός γάρ άνθρώπου έκλήθη). Следовательно, если Мать единосущна нам, то и Он единосущен нам по плоти?» — Евтихий: «Так как вы говорите это, то я во всем согласен». — Флорентий патрикий: «Коль скоро Мать единосущна нам. то, конечно (πάντως), и Сын единосущен нам». — Евтихий: «До сего дня я не говорил этого. Так как ведь я признаю его (тело Христово) телом Бога — понимаешь ли ты, что я хочу этим сказать)? — то тело Бога Я И не называл телом человека, но я признавал, что тело

есть нечто человеческое и что Господь воплотился от Девы. [61] Если же должно говорить, что Он от Девы и единосущен нам, то я говорю и это, господин мой (κύρι). Однакоже (πλήν) Сын Божий единородный — Господь неба и земли, соцарствует Отцу и с Ним прославляется. Ибо я называю Его единосущным нам не в том смысле, будто я отрицаю, что Он есть Сын Божий. Прежде я не говорил этого. До настоящего часа я боялся говорить это. Но так как теперь это сказано вашим святейшеством, то говорю и я».

Евтихий устанавливает различие между понятиями: «тело человека

и «тело человеческое». Этот оттенок чувствуется напр., в русском языке в словах: «это розовый цвет» и «это цвет

розы». Когда мы говорим: «это розовый цвет», то выражаем только, что наш глаз воспринимает известное количество колебаний эфира (выражаясь научно); выражением же: «это цвет розы

» — мы допускаем, кроме того, еще и то, что видимый нами предмет есть цветок роза. {стр. 252} Выражение: «тело Христа есть тело человека» — указывает не только на качество природы, но предицирует и самого её носителя: полагается основа для заключения, что Христос есть человек. Но так как Евтихий всегда мыслил, что Христос — Бог единосущный Отцу, Господь неба и земли, то и испытывал страх перед мыслию, что Христос — человек; это казалось Евтихию унизительным для Божества Христова. Таким образом, Евтихий не оспаривал, что тело Христа, взятое абстрактно, есть нечто человеческое, но боялся признать, что Христос есть человек, и определял Его как Бога. Теперь Евтихий уступил. Выясняя свои сокровенные мотивы перед отцами собора, он заявил, что если из того факта, что Христос родился от Девы, следует и то, что Он единосущен нам по человечеству, и такое заключение не находится в противоречии с тем, что Христос есть Господь неба и земли, то он согласен с ними, принимает те выражения, какие они употребили, под условием, если они примут это на свою совесть.

С реальной стороною монофиситства вопрос был покончен. Евтихий допустил, хотя и с уклонениями, единосущие Христа нам по человечеству, но относительно формальной стороны он был неподатлив. Он остался при убеждении, что Христос до соединения был из двух естеств, по соединении признает в Нем одно естество. Правда, вопрос об отречении от заблуждений был поставлен на соборе очень резко.