Лекции по истории Древней Церкви. Том IV

Таким образом, Филопон и в людях, и в Боге, как первое данное, полагал ипостаси, атомы, индивидуальности, и ούσία — φύσις мыслил лишь как отвлечение. Он полагал в Боге величины а + b + с. Дальнейшей философский анализ этих величин выяснил, что a = f x n, b = g x n и c = h х n. Для упрощения дела мысль выносит это n за скобки и полагает, что a + b + с = (f + g + h) n. Но это n оттого не делается реальностью, а остается по-прежнему отвлечением, конкретно существующим лишь в a, b, c. Таким образом, единство Божества у тритеитов утратило свою реальную основу. Мы, говорили они, исповедуем св. единосущную Троицу, Τριάς όμούσιος и όμοφυής, единым Богом, поистине единым Божеством, μίαν ούσίαν ήγουν φύσιν. Но она есть μία ούσία καί φύσις ούκ άριθμω, αλλά τή άπαραλλάκτω τής θεότητος ταυτότητι; по числу же в Боге есть некоторые три существа и природы, до безразличия рав{стр. 354}ные между собою по божеству. Т. е., тритеиты единство Бога понимали как unitas specifica, а не как unitas numerica, как мыслимое единство рода, а не как реальное единство конкрета, как совершенное тожество качественных определений, общих трем Лицам, а не как единый субстрат трех Лиц. Таким образом, получалось в Боге только единство или вернее равенство сущности, но не единство или тожество существа.

Отличие их триадологии от православной ясно само собою. Они примыкали к церковному воззрению, что ούσία в Боге есть общее, τό κοινόν, a ύπόστασις — особенное, τό ίδιάζον, подобно тому, как человек есть общее, а Петр. Андрей — особенное. Но они не обращали внимания на другое замечание отца церкви (Григория Бог.), что по степени своей реальности «общее» и «особенное» в Боге и человеке обратно пропорциональны, т. е. в человеке различие преобладает над тожеством, так что индивидуумы — это факт, а человек in genere есть только отвлеченное мыслимое; а в Боге, наоборот, ουσία должна мыслиться, так сказать, реальнее ипостаси, Бог έστίν εν Τριάδι γνωριζόμενος, Бог есть един, в Троице познаваемый.

У Филопона vivus nervus всех этих аристотелевских определений составляла, однако, монофиситская доктрина; от нее он исходит, в её интересе аргументирует и к ней возвращается. Если, рассуждал он, φύσις в догматике должна мыслиться как τό κοινόν, а не как конкрет, тожественный с ύπόστασις, то христология, учение о μία φύσις τού Θεού Λόγου σεσαρκωμένη, об ενωσις έκ δύο φύσεων заключает в себе два абсурда: теопасхитство и своего рода пантеизм. Теопасхитство, потому что коль скоро воплотилась природа Божества, общая всем Ипостасям, то воплотился и Отец и Св. Дух; пантеизм, потому что восприяв в личное единение с Собою человеческую природу, Христос стал бы не конкретным человеком, а соединил бы с Собою лично все человечество, всех людей настоящего, прошедшего и будущего времени, от Адама до последнего человеческого существа пред кончиною света.

Спор с тритеитами послужил поводом к новому спору о Троице в лоне севирианского монофиситства, между Дамианом александрийским (с 578 г.) и Петром из Каллиника, патриархом антиохийским (с 578 или 580/581 по {стр. 355} 591 г.). В споре с филопонианами Дамиак настаивал на двух пунктах.

а) Общая ουσία во Св. Троице есть совершенная реальность; эта ούσία и есть Бог, так что в строгом смысле каждая из Ипостасей Св. Троицы не есть Бог сама по себе по природе; но они имеют общего всем им Бога, — в них сущее, как интегральный ингредиент, их божество; и так как все три Ипостаси этой природе нераздельно причастны, то и каждое из Лиц есть Бог (μή είναι δέ τούτων έκαστον καθ’ εαυτόν Θεόν φύσει, άλλ’ εχειν κοινόν Θεόν ήγουν ενύπαρκτον θεότητα, και ταύτης μετέχοντα άδιαιρέτως είναι Θεόν έκαστον).

Затем б) Дамиан утверждал, что в Боге ιδιότης (свойство) есть то же, что πρόσωπον, ύπόστασις, т. е. характеризующий признак тожествен с понятием, самой ипостаси. Цель и смысл этого положения в полемике с филопонианами понятны. Филопон ипостась — атом — лицо (p[ersona]) рассматривал как р = а x n (разумея под a ιδιότης, характеристический признак, а под n — φύσις, признак родовой, реально существующий лишь в лице, в атоме и нигде более). Но Дамиан отожествлял ипостась с а, т. е. р = а; для множителя и нужно было искать нового реального устоя, полагать его вне ипостаси, следовательно, допустить реальное бытие τής ουσίας не только как сущности, но и как существа.