Лекции по истории Древней Церкви. Том IV

Лишь после этой переписки сделалось известным и «общительное послание» Софрония. Учение о воплощении в этом послании сводится к следующему. Иисус Христос есть едино и два, εν καί δύο, единая сложная ипостась, μία ύπόστασις σύνθετος, которая называется «единою природою Бога Слова воплощенною». Единение в Нем божества и человечоства есть ενωσις υποστατική καί φυσική. Он познается нераздельно в двух природах и действует естественно (φυσικώς), по двум своим естествам (ουσίας), соответственно свойствен{стр. 465}ным каждой из этих природ существенным качествам (ουσιώδη ποιότητα ή καί φυσικήν ιδιότητα). Это было бы невозможно, если бы Он обладал единою ипостасью, как единою и несложною природою. Един и тот же Христос производит божеское и человеческое, но κατ’ άλλο καί άλλο. Это именно и значит то, что́ сказал Лев: «та и другая действует то, что́ свойственно ей». Из действий, и из одних только действий познаются естества, и, по учению тех, которые могут знать это, различие сущностей всегда замечается из различия действий. Мы познаем в том и другом естестве то и другое действие, т. е. существенное и естественное, а также и взаимное, нераздельно происходящее из того и другого существа и естества по причине прирожденного ему естественного качества, a вместе нераздельного и неслитного сопутствующего ему взаимодействия обоих естеств. Это служит причиною различия действий во Христе, равно и естествам Его дает бытие естеств. Христос, как мы, рождается; как мы, питается млеком; как мы, проходит возраст; как мы, утомляется; Он перемещается с одного места на другое; в Его хождении сказывается та же самая актуальная сила, άνθρωπίνως ’ενεργουμένη, что и в нас. Его человечество заявляет себя действиями непринужденными: Он позволял Своей природе человеческой ένεργείν, когда Сам хотел и поскольку Сам хотел; в Нем проявлявшиеся немощи (πάθη αδιάβλητα) человечества не имели принудительности: Он был Господь и Своих человеческих страданий.

Значительная часть выражений Софрония оказывается общею с теми униональными пунктами, которые провозглашены в Александрии. Софроний опасался пропустить что-либо безразличное в догматическом отношении, но для монофиситов дорогое, ибо иначе раздались бы вопли монофиситов, что он нарушает веру. Посему он не мог обойтись и без таких неопределенных выражений, как εν καί δύο, или κατ’ αλλο καί αλλο. Но удовлетворив щепетильности противников, он выяснил непререкаемо вопрос. Монофиситы не хотели признать Христа έν δύο φύσεσι после соединения, хотя признавали έκ δύο φύσεων. Православные говорили и о двух естествах, монофиситы признавали одно естество. Куда же, спрашивается, скрылось другое естество? Монофиситы заявляли, что это — неизбежный результат самого соединения естеств. Но так как проведение единого естества оказыва{стр. 466}лось совершенно невозможным в виду фактов Евангелия, свидетельствующих о человеческой природе Христа, то обыкновенно происходило следующее. Когда православные доказывали монофиситам на основании евангельских фактов действительность человеческой природы во Христе, то монофиситы, нисколько не оспаривая самых фактов, старались доказать православным, что делать отсюда какие-нибудь выводы относительно человечества Христа отнюдь нельзя. Дело в том, что они допускали человеческое естество во Христе не как фактор, а как чистую потенцию. Если Христос питался, утомлялся, страдал — это обнаружение человеческой природы. Но, говорили монофиситы, богослов не имеет никакого права сказать, что здесь проявляется человечество, а не божество, ибо в противном случае утверждалось бы разделение естеств. Следовательно, можно предполагать, что и человеческие, по-видимому, действия на самом деле суть проявления божества. Богослов, утверждали монофиситы, может и должен знать два естества, но он не имеет права констатировать человеческое естество. Все дело, следовательно, сводится к тому, что во Христе человеческая φύσις есть, но без ενέργεια, т. е. что во Христе только μία ενέργεια. Сказать, что эта человеческая φύσις ενεργεί, для монофиситов было совершенно невозможно. Не признавая, таким образом, что во Христе φύσις действует, монофиситы заключали и обратно, т. е. что и от действий нельзя заключать о сущности, от фактов, показывающих человеческое естество во Христе, заключать к бытию в нем и человеческого естества. Окружное послание Софрония и восстает как раз против подобного воззрения, когда с особенною силою упирает на ту мысль, что сущность может быть познаваема не иначе, как только в её проявлениях и действиях.

Из трех лиц, действовавших в эпоху униональных попыток между православными и монофиситами, каждое имеет свою определенную физиономию.