Лекции по истории Древней Церкви. Том IV

Между тем над папой собиралась гроза. Еще во время соборных заседаний прибыл в Рим императорский легат Олимпий с поручением захватить Мартина. Но он вступил в дружественные сношения с Мартином и, имея тайные замыслы против Византии, отправился в поход на сарацин, где и погиб от язвы. Дружба с заговорщиком Олимпием много повредила папе. В субботу 15 июня 653 г. в Рим явился новый императорский посланник — Каллиопа. Опасаясь народного возмущения, он воздержался от враждебных действий против папы в воскресенье; но в понедельник у папы произвели обыск, мотивируя его соучастием Мартина с Олимпием. Оружия, которого искали в епископии, конечно, не нашли. Папа, в это время больной, предчувствуя недоброе, решился перейти в Латеранский собор и поставил свою постель пред престолом. Но в полночь Каллиопа явился в храм и арестовал папу, как обвиняемого в том, что он поставлен неканонически и незаконно, — irregulariter et sine lege, — что он неправильно учит о св. Деве и посылает деньги сарацинам. Затем он посадил папу на корабль и 19 июня отправил в Константинополь, куда он прибыл 17 сентября. Вечером того же дня он был посажен в тюрьму, где и оставался 93 дня. 20 декабря его потребовали на суд.

Председательствовал какой-то сакелларий, который приказал папе, как обвиняемому, несмотря на его болезнь, стоять. Обвинители начали прямо с политической измены, причем были выставлены и свидетели. Мартин начал: «когда типос был прислан в Рим…», но председатель не дозволил ему говорить о вере и требовал ответа прямо на обвинения в том, что он не удерживал Олимпия от его {стр. 486} враждебных замыслов. Мартин отвечал: «вы в Константинополе не могли остановить Валентина; как же я мог удержать Олимпия, у которого было войско и оружие?» Это был такой ответ, что переводчик, осмелившийся передать его в слух толпы, получил за это строгий выговор: Констант обязан был своим престолом именно этому возмущению Валентина. Опасаясь ответов столь же сильных, сакелларий прекратил следствие и отправился с докладом к императору. Получив его ответ, он сделал распоряжение, чтобы с папы сорвали святительские одежды и выставили его на издевательство толпы, которую заставили кричать ему: анафема! Затем посадили его в тюрьму, где обращались с ним крайне жестоко и грубо. Ходатаем за него явился Павел константинопольский, лежавший при смерти и сетовавший, что бесчеловечное обращение с Мартином будет вменено ему, патриарху, на суде Христовом. Преемником Павла избран был Пирр. От Мартина теперь требовали признания, что в Риме с Пирром обращались жестоко и силою вынудили его отказаться от монофелитства. Но Мартин, конечно, отказался от такого признания. 26 марта 655 года его отправили в Херсон таврический, где он и умер 16 сентября того же года. Еще в [августе] 654 года был избран ему преемник — Евгений I.

Интересен вопрос: верило ли константинопольское правительство в те обвинения, какие возводились на папу? — Вероятно, да. В то смутное время каждый видел в человеке важном общественного деятеля с характером политическим. Сам Пирр был скорее политическим партизаном, чем деятелем церковным. Самые отношения его к Мартину, его раскаяние в монофелитстве и новое обращение к монофелитству объясняются из политических целей. Поэтому подозрительное константинопольское правительство не доверяло политической благонадежности папы, равно как с политической же точки зрения смотрело и на деятельность Максима, за которого принялись вслед за Мартином.

В 655 г. Максим был схвачен и привезен в Константинополь вместе с своим учеником Анастасием [117], и {стр. 487} здесь обвинен в политическом преступлении. Ему ставили в вину, что сарацины взяли Египет, истолковывая в смысле политической измены его дружественные отношения к наместнику Григорию, что он любит только латинян и не любит греков. Относительно последнего пункта Максим согласился, объяснив, что он любит латинян не за их национальность, а за их православие. Затем другое полу политическое обвинение против Максима было то, что он не признавал императора и первосвященником и даже предавал его анафеме. На вопрос: «Τί ούν; ουκ εστι πας βασιλεύς Χριστιανός καί ίερεύς;» (Ergo non est omnis christianus imperator etiam sacerdos?) — Максим ответил решительно: «ουκ έστιν» (non est!). Но столь же твердо отверг он и то, будто анафема, которой он предал типос, относилась и к императору: типос, как документ церковный, лежит вне компетенции государственной власти, и составлен не самим императором, а другими лицами, которые и самого государя ввели в заблуждение. Что император не sacerdos, Максим доказывал [между прочим] тем, что на богослужении императоры поминаются [вместе с мирянами, после лиц священного чина]. A обвинение в оригенизме Максим отклонил от себя, произнесши на Оригена анафему.