Если Нестория нужно укорять за то, что он слишком конкретно понимал человечество во Христе, превращая его почти в отдельного человека, то в системе Кирилла человечество представлялось слишком отвлеченным, почти только свойством Богочеловека, а не Его природою, жизненною, реальною. Зато Кирилл спасал великую истину — личного единства Богочеловека. Никогда это человечество не являлось самостоятельным субъектом в жизни Христа, так чтобы открывать место вопросу о том, в каком же отношении те или другие факты этой жизни стоят к Божеству Христову: всегда Сам Бог Слово является подлежащим фактов и состояний жизни. Сам Бог Слово рождается от Девы, хотя и плотию, Сам Он, хотя и бесстрастно, страдает на кресте. Строго говоря, в системе Кирилла для так назыв. άντιμεθίστασις των ονομάτων не было места, потому что не с чего было переносить их; нельзя переносить, напр., страданий, когда единственное подлежащее этих страданий есть Бог Слово, хотя и бесстрастный. Бог Слово не усвояет только эти страдания, не ставит Себя только в отношение к ним; ведь это страдания Его собственной, Его единой воплощенной природы, следовательно, это Его собственные страдания по плоти. Столь же естественно и понятно было для Кирилла название этой собственной плоти Слова — божественною, θεία σάρξ.
Один частный [уже упомянутый выше] пример показывает, как в своих воззрениях расходились оба противника. Свой взгляд Несторий поясняет таким примером. {стр. 189} Человек состоит из души и тела; кто его убивает, того называют человекоубийцею, άνθρωποκτόνος, хотя не подлежит никакому сомнению, что он убил не всего человека, а только тело, и убить души не имел физической возможности, потому что она бессмертна. Таким образом, того, кто в собственном смысле есть σωματοκτόνος, убийца тела, мы называем άνθρωποκτόνος, человекоубийцею, потому что в имени «человек» содержатся оба понятия: душа и тело. Но назвать подобного убийцу ψυχοκτόνος, душеубийцею, было бы абсурдом. Ясно, следовательно, что хотя пострадал Бог Слово как человек, но можно говорить о страдании Христа, и нельзя говорить о страданиях Бога. — На это Кирилл отвечает, что этот пример говорит в его пользу. Ведь человек — это совсем не то, что душа + тело в их простом подлеположении. Нет, при всем различии их природ, человек есть их живое единство. Поэтому-то и возможно говорить о человекоубийстве; душа человека не убита, как бессмертная, убито лишь его тело; но так как это его собственное тело, то говорят, что убили его самого, человека. Поэтому-то и должно говорить, что пострадал Сам Бог Слово.
Вы видите, что данный пример с формальной силллогистической стороны бесспорно в пользу Нестория; но Кирилл вносит столько жизненного понимания в самый факт, что и его вывод утрачивает свой парадоксальный характер. Из этого примера видно, как энергично сознано им значение Божества, как носителя и источника личной жизни в Богочеловеке. Душа человека до тождества совпадает с самим лицом человека. Она и есть жизненный центр, в отношении к которому тело является лишь его принадлежностью, а не уравнивается с последним, как составная часть, объединяемая в третьем.
Таким образом, св. Кирилл выставлял на вид особенно единство Божества и человечества во Христе, предполагая, как несомненное, действительность различия двух естеств. Несторий против арианского и аполлинарианского монофиситства отстаивал действительное различие двух естеств, не думая оспаривать единство Христа и Сына. Кирилл находил, что система Нестория дает основание сомневаться, что Христос есть истинный Бог. Несторий находил, что в системе Кирилла дан элемент теопасхитства, что в своем любимом слове «Эммануил» Кирилл на слове {стр. 190} «ил» (Бог) ударяет так сильно, что «эмману» (с нами) остается совсем без ударения.
И Кирилл и Несторий обвиняли друг друга в отступлении от «никейского символа», в котором христологический (III) член читается: «ради нас человеков и ради нашего спасения сошедшего и воплотившегося и вочеловечившегося». Но этого не отвергал ни тот, ни другой, a обвинение опиралось на различную (мысленную) интерпункцию II и III членов.
По Кириллу: «И во единого Господа Иисуса Христа = Сына Божия = единосущного Отцу = сошедшего» и т. д. Следовательно, и воплотился и пострадал Сын Божий, единосущный Отцу.
По Несторию:
α) (Общее, το κοινόν)
И во единого Господа Иисуса Христа
β) Сына Божия = единосущного Отцу (особенное божеское естество).
(γ) сошедшего = и воплотившегося и вочеловечившегося и т. д. (особенное человеческое естество).
Следовательно, и воплотился и пострадал Господь Иисус Христос.
A анафематизм Никейского собора на тех, которые признают Сына Божия изменяемым (τρεπτόν), Несторий распространял и на тех, которые допускают соединение Божества и человечества во Христе во одно естество, что — по мнению Нестория — без «изменения» (τροπή) Божества немыслимо.
Побочные осложнения спора и история его до третьего вселенского собора