Лекции по истории древней церкви

Неуместная ирония их письма приводит его в недоумение; по его словам, когда он после долгого ожидания, не одумаются ли писавшие, сделал его известным другим, все почти отказывались верить, чтобы что — либо подобное могло быть написано восточными. Приглашением на собор они вовсе не должны были оскорбляться, и все предлоги, по которым они уклоняются от собора, не выдерживают критики. На великом Никейском соборе предоставлено право позднейшему собору подвергать рассмотрению решения более раннего собора. И не им бы говорить о ненарушимости соборных постановлений, когда они принимают в общение анафематствованных в Никее ариан или когда епископы у них позволяют себе переходить с одного места на другое — лучшее (намек на Евсевия), хотя они и заявляют, что они судят епископов не по величине городов. То, что говорят они о краткости срока или каких — то неудобствах, представляет не более как пустые отговорки, равно как и странное их заявление, почему письмо папы адресовано было только на имя евсевиан и от его только имени (οτι δή τοις περι Εύσέβιον μόνοις και ού πασιν ύμΐν μόνος έγραψα) (Ath.

Apol. contra аг. 26,1): к нему обращались именно евсевиане, им он и писал, причем выражал мнение и других епископов в Италии. Не принять в общение Афанасия было невозможно. Мареотские протоколы явно односторонни и противоречивы, и в пользу Афанасия говорят и письма всех египетских епископов, и устные показания прибывших из Египта лиц; напротив, поставление и насильственное введение в Александрию Григория является нарушением всяких канонов. Маркелл оказался исповедующим правую веру, согласную с учением Церкви, и о нем, как противнике арианской ереси, свидетельствовали римские легаты, бывшие на соборе в Никее. Не было причины и ему отказать в общении и не считать его епископом. Пусть же восточные позаботятся о том, чтобы у них самих не совершалось ничего против канонов, и да не производят они смут и разделения в Церкви. С жалобами на притеснения пришли в Рим не только Афанасий и Маркелл, но и многие другие епископы; в Египте доныне подвергаются жестоким гонениям епископы и пресвитеры, не присоединяющиеся к Григорию и арианам. Кого же в действительности нужно считать виновным в возбуждении раздоров — гонителей ли, или заступающихся за гонимых? И можно удивляться, каким образом восточные еще хвалятся в своем письме, будто у них теперь водворилось в Церквах единомыслие. В заключение папа опять приглашает восточных прийти, если они желают, и представить против обвиняемых улики, ибо последние готовы отвечать им. Пусть они напишут об этом, и тогда снова можно будет созвать собор. Во всяком случае, в таких важных делах, как суд над епископами апостольских кафедр, нужно было поступить согласно с церковным правилом (κατά τον έκκλησιασπκόν κανόνα) и обратиться к голосу и Западной церкви (εδει γραφήναι πασιν ύμΐν). «Почему же нам не писали об Александрийской церкви? Разве вы не знаете, что утвердился обычай (εθος ήν) писать сначала нам и уже таким образом (οϋτως ένθεν) постановлять, что следует? Поэтому, если что — либо оказалось дающее повод к подозрению (ύποπτευθέν) в епископе той Церкви (τον έκεΐ), надлежало написать к здешней Церкви; между тем ныне, не уведомив нас и распорядившись по своему произволению, хотят, однако, заставить и нас быть соучастниками решения без расследования дела» (см.:

Ath.

Apol. contra аг. 35, 3–4).