Конкретную истину часто смешивают с относительной. Элемент относительности в конкретной истине содержится. Но, преувеличивая этот элемент, мы рискуем придти к выводу, что истины вообще нет, что всё дело в том, чтобы вовремя поворачиваться по ветру. То есть можно придти к релятивизму и цинизму. (Пример – рассуждения журналиста в «Утраченных иллюзиях» Бальзака о двуликости истины.)
Великие художники объективно изображали извечную борьбу двух враждебных человеческих лагерей. Они относились к этой борьбе беспристрастно, оценивая тех и других как должно, а не руководствуясь корыстными классовыми интересами. Но, при всей объективности, симпатия автора почти всегда склоняется на ту или другую сторону. Можно подметить, как известную закономерность, что в большинстве случаев автор отдаёт свою симпатию побеждённым, а не победителям, Прометею, а не Зевсу. Во всей прошлой истории побеждённым обычно оказывался народ – угнетаемая часть человечества.
Но вместе с тем разумом великие художники отдавали должное победителям. Сочувствие Пушкина в «Медном всаднике» принадлежит Евгению, но рассудком он оправдывает Петра. В «Борисе Годунове» обе враждующие стороны оказываются виновны перед лицом третьего судьи – народа, уподобленного хору в античной трагедии («Народ безмолвствует»).
Вопрос становится сложнее, когда изображается не борьба двух групп, стоящих над народом, а борьба «верхов и низов». В этом случае мы должны принять во внимание, что в той самой цивилизации, против которой направлялось стихийное возмущение народа, были элементы в конечном счёте народу полезные. И, с другой стороны, в народной массе не все черты были истинно «народными». Поэтому часто художники искали идеала где-то посередине.
Как примирить объективность художника с его
Таким образом, позиция великих деятелей искусства прошлого бессознательно предвосхищает именно большевистски-партийную позицию. То конкретное содержание, которое заложено в их искусстве, является вечной, непреходящей ценностью. В этом смысле такие разные художники, как, например, Пушкин и Чернышевский, боролись за одни идеалы, были представителями одной линии, одной «партии».
Рукописные наброски Мих. Лифшица к лекциям
А. Караганов
Конспект лекций М.А. Лифшица III курс литфака. 1936
Александр Васильевич Караганов (1915–2007), историк искусства и литературы, кинокритик, окончил в 1939 году ИФЛИ, был одним из слушателей М.А. Лифшица. Его краткий конспект лекций Михаила Александровича найден в одной из папок в Архиве Лифшица. По-видимому, Лидия Яковлевна Рейнгардт получила его от А.В. Караганова в конце 1980-х годов (аналогично конспекту Н.А. Дмитриевой). Полагаем, что конспект лекций 1936 года был дополнен в 1939–1940 годах, когда А.В. Караганов учился в аспирантуре ИФЛИ, так как в нём содержатся сведения о публикациях после 1936 года (см., например, примеч. 177 о переписке Ленина с Арманд).
Фридрих Энгельс в письме Францу Мерингу поставил вопрос о необходимости исследования – как возникают и развиваются идеи. Речь шла фактически о проблеме формы178
.Проблема имеет две стороны, два аспекта: изменяемость формы под влиянием исторического развития; одновременно с процессами изменений известные формы сохраняются, живут в другие эпохи.