Я сейчас не хочу пока анализировать этих вещей, но попытаюсь сказать сразу о еще одном виде свободы, о котором меньше всего говорится, который иногда просто подчас не знают. Слыша даже – не понимают! О ней, в общем‑то, об этой свободе, говорит преимущественно и прежде всего – и настаивает на ней – христианство. Это свобода совсем не обычная, она отличается от всех вот секулярных проявлений, которые связаны с пониманием свободы. Христианство называет это духовной свободой. Духовная свобода, что это такое? О чем идет речь? Я не знаю, стоит ли сейчас говорить, но наверное хоть два слова следует сказать, что прежде чем понять духовную свободу, надо все‑таки знать, что такое «духовное». Вообще, что это такое – духовное? Ну, я полагаю, что для многих это не представляет уже проблемы, но тем не менее для светского общества это проблема очень серьезная – там постоянно происходит смешение между нравственностью и духовностью. А вы знаете, как отсюда сразу происходит изменение всего понимания существа жизни! Это вопрос в высшей степени серьезный!
Нравственность человека касается его отношения к окружающему миру, к себе самому – так сказать, когда он себя объективирует. Нравственность затрагивает характер отношений. Это все понятно… Вот все заповеди, например, Моисеевы, посмотрите: они все как раз относятся к нравственности человека. Не убей, не укради – ну, можно их расширить, конечно – не оскорби и т. д. Кого называют нравственным человеком? Того, кто не делает этого. Может делает даже противоположное этому: кому‑то поможет, кому‑то что‑то сделает – это уже очень нравственный человек. Это нравственность, это нравственная категория нашей жизни. А что еще может быть? Вот странно, не правда ли? Оказывается, есть еще нечто, что выходит за границы нашего обычного сознания и нашей жизни.
Лучше привести какой‑нибудь элементарный пример, чтобы показать, что есть другая область, сфера гораздо более глубокая – та, которая захватывает существо человека! Обратите внимание, ведь можно быть очень культурным человеком – очень культурным! То есть все скажут: какой приятный человек! Он хорошо себя ведет, он хорошо ко всем относится… Более того – скажут это нравственный человек: он не убивает, не грабит, не лжет и т. д. Нравственный человек… А кто задумывается над тем, почему он такой человек? Кто задумывается над тем, каковы стимулы его вот такого, положительного поведения? Где они, эти стимулы, и как их можно опознать? Ведь не секрет же, что мы на людях ведем себя иначе, чем у себя дома. Раньше в нашей русской традиции было как? Вот дома ссорятся между собой супруги, например, кто‑то подходит – все, чшш… и разговаривают, будто ничего инее бывало. Пришел кто‑то, сосед или соседка, он даже и не заметит, что здесь имеет место какая‑то ссора, неприятность, может быть даже оскорбление. Нет… Все… Красота!.. Внутренние мотивы человека в каждом внешне нравственном поступке могут быть очень и очень различными. Человек может подать милостыню потому, что ему жалко другого человека; он может это сделать потому, что его видят другие люди и похвалят его; он может это сделать в надежде получить взамен еще большее – по мотивам самым разнообразным: честолюбию, тщеславию, гордости… Можно сделать действительно добро ради добра. Посмотрите, какой набор тех стимулов, которые скрыты во мне и их никто не знает, кроме меня. Откуда и кто знает, когда я кому‑то дал, почему я это сделал? С внешней стороны бесспорно нравственный поступок может оказаться в то же время глубоко порочным по своей духовной сущности. Вот что мне хочется сказать. Вот в чем оказывается глубокая принципиальная разница между нравственностью и духовностью.
Не каждый нравственный поступок может быть истинно и чисто духовным – совсем нет! Вообще‑то, если говорить по существу, то всегда – ну, почти всегда – в нашем состоянии, в нашем не святом состоянии, почти каждый нравственный поступок всегда окрадывается, так говорят святые, всегда окрадывается, то есть обворовывается, чем‑нибудь!.. Чем же? Этими вот различными внутренними мотивами, которые никто из нас не может назвать положительными. Правда, человек‑то звучит гордо, но когда мы столкнемся с этой гордостью, то нам становится совсем не по душе. Очень трудно с таким человеком.