Ленд-лизовские. Lend-leasing

В начале 1943 года тетя Котя неизвестно каким образом получила должность в республиканском Радиокомитете, и не малую, между прочим, – завотделом информации, что обеспечивало продовольственным литером «Б» в надежном магазине руководящего состава. У Акси-Вакси тогда – очевидно, благодаря неожиданному повышению литера – промелькнула шальная мысль: а что, если теперь уже скоро вернутся из «долгосрочной командировки» его некогда столь великолепные родители?

Однажды он нашел фотографию этих великолепных родителей в паспарту из отменного картона, сделанную в известном ателье на Чернышевской, которое старожилы до сих пор называли «Бывший Майофис». Великолепные родители сияли молодой зрелостью и любовью. Он был в каракулевом полушубке и в большом каракулевом же кепи, под которым посвечивали очочки марки ВЦИК. У нее на плечах вальяжно расположилась чернобурка с филигранно выработанной мордочкой. Он положил этот картон между томами Малой советской энциклопедии и таким образом как бы включил их в картотеку своих сновидений.

Вот именно так они появляются в сопровождении обеих нянек, Евфимии и Глаферии, а также бабы Дуни и шофера Мыльникова, идут по паркетам в его спаленку. Мальчик делает вид, что спит, а сам воспаряет в шоколадных ароматах: ах, какие у меня великолепные родители!

Только в 1943-м в его сознание проникает странность исчезновения этих двух великолепных. С какой стати великолепные родители оставили шестикомнатную квартиру и служебный автомобиль и отправились в какую-то малореальную долгосрочную, а может быть, и бессрочную челюскинско-папанинскую полярную командировку?

Едва лишь испарились ботиночные страсти, как тетя Котя явилась с еще одним заокеанским подарком. На этот раз это были штаны! Штаны из Штатов! Соединенные Штаны Америки! Темно-голубые жесткие штаны, простроченные суровыми белыми нитками по всем линиям кроя, то есть вдоль бедер, на заду, на карманах и на помочах с кокеткой. Кое-где в эти швы были вделаны медные неснимаемые кнопки непонятного назначения. Еще более непонятным был кусок кожи, наглухо притороченный к заднему карману. На нем были большие латинские буквы и цифра 1858. Было очевидно, что это не просто одежда для задницы, что при некоторых дерзновенных обстоятельствах они могут, скажем, затрепетать на вантах – благо что близки были к парусине.

Слово «джинсы» пока еще не существовало в вольерах русского языка. Если считать от 1944-го до 1956-го, оно еще 12 лет не появится. Пока что Акси-Вакси неловко путешествовать по жизни в таких штанах. Ребята посмеивались: «Где ты оторвал такую спецовку из «чертовой кожи»?» Постепенно А-В так привык к ним, что не представлял себе мальчика в других. Они обладали особыми свойствами: с течением времени они приобретали формы хозяйских ног, а если вы повиснете на чугунной пике городского парка, не паникуйте – выдержат!

В парке, в летнем кинотеатре, показывали новые заграничные фильмы, например, английский «Джордж из Динки-джаза». Преодолев первое капитальное ограждение, мы карабкались на деревья, окружающие кинотеатр, и, устроившись там среди листвы, затаив дыхание, просматривали до конца эту военную комедию, в которой банджист Джордж с помощью невероятных по идиотизму трюков разоблачает еще более идиотский заговор германских шпионов, нацеленный как раз на те самые северные караваны, что тащили для нас яичный порошок.

О боги Северных морей, помогите нашему лабуху с его банджо пропеть до конца все его песенки! Всякий раз, сколько бы Акси-Вакси ни смотрел эту лихую ленту, в которой людей подстреливают с той же простотой, с какой прыгают в механический чан с вращающимся тестом, где наш герой разоблачает коварную куртизанку, чтобы влюбиться в девушку из антинацистской агентуры, и она помогает ему пробраться в немецкую подлодку, и все это идет под бренчание банджо и серебряные обвалы огромного джаза; сколько бы раз эта лента ни прокатывалась через заштопанный экран, в глубоком тылу СССР немного повышалось общее настроение.

Был некий таинственный момент в этих просмотрах. Почему-то наши беспардонные пролазы очень часто совпадали с посещениями курсантов летного училища. Парни, младшая группа которых была на четыре года старше наших пятых, нас до чрезвычайности интриговали. Их синие пилотки очень гармонировали с синими погонами. Увидев приближающуюся с грохотом сапогов роту курсантов, наша пацанва застывала с разинутыми ртами.

«Летная идет!»

«На помывку топают!»

Резко отбивая шаг, крепко держа под левой рукой банные принадлежности, из которых торчали мочалки и выскальзывали иной раз кусочки мыл, курсанты мощно держали ритм строевой песни. Интересно, что в их любимой песне звучали одна за другой две самые разные темы: ну, скажем, одна была про какого-то человечка по имени Йосел. Ее, кажется, им подарила одна беженка-москвичка, а точнее, моя сводная сестра Майка Шапиро.