Ленин

Первый. Ленин элементарно растерялся перед лавиной проблем. Нельзя забывать, что вчера он был просто интеллигент-эмигрант, который практически никогда не работал, в обычном понимании слова, ничем никогда не управлял (кроме сект своей партии), был оторван от грозных реалий российской жизни. Даже при выдающейся силе ума ему было трудно руководить всем (а на первых порах так и было: записки о выделении комнаты старому большевику, помощи подмосков-ному селу, контроль за совнаркомовской столовой, бесконечные пропагандистские выступле-ния…). Старая машина государства рухнула, новой не было. Рычаги власти были в твердых, но совершенно неумелых руках.

Добившись монополии на власть, Ленин оказался отрезанным от широкой поддержки крестьянства, интеллигенции, специалистов. О растерянности, даже временами панике, свидетельствуют его некоторые распоряжения и телеграммы. Вот телеграмма Антонову-Овсеенко и Дзержинскому в Харьков: "Ради бога, принимайте самые

энергичные и революционные меры для посылки хлеба, хлеба и хлеба !!! Иначе Питер может околеть. Особые поезда и отряды. Сбор и ссыпка. Провожать поезда. Извещать ежедневно. Ради бога!"⁴

Вспомнил Ленин и про Бога… Это просто крик отчаяния, свидетельствующий, что вождь готов буквально на все. Растерянность, паника ходили по соседству с жестокостью.

Второй момент. У этих людей, российских якобинцев, существовала совсем другая шкала нравственных ценностей. Беспощадность, классовая ненависть, обнаженный макиавеллизм выглядели в их глазах высшей революционной добродетелью. Даже заложничество - отврати-тельный метод достижения целей - было взято Лениным на вооружение. Это было тотальным крушением морали.

Момент третий. Ленин просто хотел запугать, подавить террором людей, взять на свое вооружение страх. При помощи террора Ленин рассчитывал сломить волю к сопротивлению у миллионов людей. После убийства Володарского Ленин телеграфирует Зиновьеву: „Это не-воз-мож-но! Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает"⁵.

Ленина трудно заподозрить в личной жестокости (хотя, например, будучи в сознании, он не спас жизнь Ф.Каплан). Она у него носила ярко выраженный социальный, философский характер, как у человека-руководителя, лидера, вождя. Главным аргументом оправданий террора больше-виков было постоянное утверждение Ленина: это в интересах пролетариата. Как будто есть разница: отобрать жизнь у человека во имя какого-то класса или против него! В своей статье „Плеханов о терроре" Ленин внешне простодушно говорил о разнице террора буржуазии и большевиков: первые „практиковали террор против рабочих, солдат и крестьян в интересах кучки помещиков и банкиров, а Советская власть применяет решительные меры против помещиков, мародеров и их прислужников - в интересах рабочих, солдат и крестьян "6.

Нетрудно видеть, что эта аргументация абсолютно несостоятельна ни в правовом, ни в нравственном отношениях; так можно оправдать любое преступление, если представить его осуществленным в „интересах пролетариата"! (А почему и не в интересах какой-то группы?) Но нельзя не видеть, что террор уже вскоре после революции стал чертой образа существования не благодаря криминальным проявлениям снизу, а главным образом в результате инициирования его сверху. Вожди революции стали Жрецами террора. Красный террор вызвал и террор белый. Но там инициатива, в основном, принадлежала низовой массе как реакция на большевистские бесчинства.

В условиях голода, разрухи и нарастания классового террора России выпали новые испытания: угроза германского нашествия. Ослабить его смог только унизительный договор, подписанный 3 марта 1918 года Г.Я.Сокольниковым, отодвинувший европейскую Россию к грантам, рубежам смутного времени…

Анатомия Брест-Литовска

Кажется, о Брестском мире мы знаем все. Ленин якобы мужественно пошел на позорный для России мир, чтобы спасти „завоевания революции". А точнее, все выглядит иначе: во имя власти и призрака мировой революции Ленин был готов отдать пол-России… Была борьба, но у Ленина хватило сил и умения „обуздать левых". Все вроде бы так. Но я думаю, что суть ленинской позиции в этом вопросе можно полностью понять, если проследить ее с момента борьбы, а затем от заключения „грабительского" мира до его денонсации 13 ноября 1918 года. Только такая временная и пространственная анатомия мирного договора позволяет уловить оттенки и эволюцию взглядов Председателя Совнаркома.