Ленин

Поздно вечером, в 22.40, в Смольном открылся II Всероссийский съезд Советов. В результате перемен, происшедших в стране, на съезде более 60 процентов уже составляли большевики. В президиум поднялись новые люди: большевики и левые эсеры. Попросил слово Мартов, призвавший создавать власть без насилия, без военных действий. Эсер Мстиславский и большевик Луначарский поддержали Мартова. Казалось, может сложиться уникальная ситуация компромисса и согласия в самый решающий момент российской истории. Но только казалось…

Меньшевики и правые эсеры хотели полной определенности. Было зачитано их совместное заявление, требовавшее осуждения вооруженного восстания большевиков и немедленных переговоров с Временным правительством с целью создания новой демократической власти. В зале поднялся страшный шум, гвалт. Демократическое крыло российской социал-демократии сделало ложный шаг: покинуло съезд. А если сказать точнее – уступило политическую сцену большевикам и левым эсерам. Суханов позже с горечью писал: «Мы ушли неизвестно куда и зачем, разорвав с Советом, смешав себя с элементами контрреволюции, дискредитировав и унизив себя в глазах масс, подорвав все будущее своей организации и своих принципов. Этого мало: мы ушли, совершенно развязав руки большевикам, сделав их полными господами всего положения, уступив им целиком всю арену революции»{230}.

А тем временем возобновился обстрел Зимнего дворца. Из Петропавловской крепости выпустили 30–35 снарядов, но попаданий было всего лишь два. Одно – в карниз дворца. Никто даже не был ранен{231}. Началось разоружение юнкеров. Павшая власть оказалась полностью недееспособной. Даже опереточный обстрел и декоративная осада парализовали волю защитников Зимнего дворца. В конце концов во дворец ворвалась не революционная когорта большевистской рати, а в полном смысле слова разношерстная толпа с присущими ей эксцессами и насилиями… Хулиганские элементы начали свои подвиги с разграбления дворца…{232}

Когда шло первое заседание съезда, Ленин, переволновавшийся от массы впечатлений и переживаний, не пошел в зал. В одной из пустых комнат Смольного они с Троцким лежали прямо на полу на разостланных одеялах и тихо разговаривали. Троцкий вспоминал, что Ленин с усталой улыбкой сказал ему:

– Слишком резкий переход от подполья к власти. Кружится голова…{233}

В два часа ночи Зимний был в руках восставших, а министры Временного правительства в руках В.А. Антонова-Овсеенко. Луначарский зачитал обращение к «Рабочим, солдатам и крестьянам!» о переходе всей власти в руки Советов. Меньшевики-интернационалисты сделали последнюю попытку найти компромисс в формировании власти. Но зал был уже хмельным от такого легкого успеха. Принятием под утро «Обращения», закреплявшего переход всей власти к Советам, октябрьский переворот был политически оформлен.

Ленин появился на втором, вечернем заседании съезда, шумно встреченный делегатами. Теперь он был главным олицетворением власти. Его доклады на съезде дали основу для принятия знаменитых Декретов о мире и земле. На съезде было сформировано и первое правительство: Совет Народных Комиссаров во главе с Лениным.

В январе 1917 года Ленин полагал, что социалистическая революция – дело далекого туманного будущего. И вот спустя несколько месяцев он – глава первого правительства, на знамени которого – социализм! Самая вожделенная мечта Ленина – власть – в его руках. С ее помощью он будет пытаться реализовать те книжные схемы, которые он создал, опираясь на «первоисточники марксизма». В России начался колоссальный, невиданный по масштабам и последствиям эксперимент.

Еще сутки назад у Ленина, окончательно перебазировавшегося в Смольный, возникали сомнения. Когда Троцкий рассказал, что войска в Петрограде исполняют приказы Военно-революционного комитета, «Ленин был в восторге, выражавшемся в восклицаниях, смехе, радостном потирании рук»{234}. Ленин, видимо, только сейчас сам поверил, что авантюрное, как казалось многим, предприятие может завершиться триумфом его партии.

Пройдет два-три года, и участники исторического действа начнут осмыслять происшедшее. Каждый по-своему. Виктор Чернов, один из видных социалистов-революционеров, напишет: «…Октябрьской революции не было. Был октябрьский переворот. Он был преддверием эволюции от Ленина-Пугачева к Ленину-Аракчееву. Он был преддверием драпирующейся в красные цвета, но самой доподлинной контрреволюции»{235}. Ленин, прочитав эту выдержку из статьи Чернова «Революция или контрреволюция» в английской газете, напишет сверху синим карандашом: «В архив». Он еще не задумывается, что можно сдать в партийный архив этот лист бумаги, но нельзя замуровать в нем событие, даже давно минувшее.