Ленин

В состав комиссии по выборам вошли достаточно известные люди: Л.М. Брамсон, М.М. Винавер, М.В. Вишняк, В.М. Гессен, В.В. Гомберг, М.И. Градзицкий, В.Н. Крохмаль, А.Г. Делюхин, Г.Н. Лордкипанидзе, В.А. Маклаков, В.Д. Набоков, барон Б.Э. Нольде, Э.Н. Понтович, М.С. Фокеев, И.В. Яшунецкий и некоторые другие. Председателем комиссии стал Н.И. Авинов.

Было определено, что подготовка списков и проведение выборов возлагаются на органы волостного и городского местного самоуправления. Определено представительство от избирательных округов. Например, Воронежский округ должен был избрать 15 членов Учредительного собрания, Забайкальский – 7, Казанский – 12, Камчатский – 1, Киевский – 22, Московский (столичный) – 10, Московский (губернский) – 9, Пермский – 18, Таврический – 9, Тобольский – 10, Харьковский – 15 и т. д.{279}

В один день выборы провести не удалось. В ряде мест они проходили в течение всего декабря. Было избрано 715 человек. Результаты для большевиков оказались обескураживающими. Они получили в собрании 175 мест, эсеры – 370, левые эсеры – 40, меньшевики – 15, народные социалисты – 2, кадеты – 17, независимые – 1, от национальных групп – 86.

Троцкий вспоминал: «В первые же дни, если не часы, после переворота Ленин поставил вопрос об Учредительном собрании:

– Надо отсрочить выборы… Надо дать возможность обновить избирательные списки. Наши собственные списки никуда не годятся: множество случайной интеллигенции, а нам нужны рабочие и крестьяне. Корниловцев, кадетов надо объявить вне закона.

– Неудобно сейчас отсрочивать. Это будет понято как ликвидация Учредительного собрания, тем более что мы сами обвиняли Временное правительство в оттягивании Учредительного собрания.

– Пустяки! Почему неудобно отсрочивать? А если Учредительное собрание окажется кадетско-меньшевистско-эсеровским, это будет удобно?

Долгое время по вопросу об Учредительном собрании Ленин оставался в одиночестве. Он недовольно поматывал головой и повторял:

– Ошибка, явная ошибка, которая может нам дорого обойтись! Как бы эта ошибка не стоила революции головы…»{280}

Взвешивая все «за» и «против», Ленин однозначно стоял за «разгон» Учредительного собрания. Его только немного смущало, как к этому отнесутся их попутчики – левые эсеры. После обсуждения вопроса с большевиками в узком кругу левые эсеры согласились на «разгон» Собрания. Но Ленин не успокаивался:

– Ошибка явная: власть уже завоевана нами, а мы вынуждены принимать военные меры, чтобы завоевать ее снова{281}.

«Военные меры», в частности, выразились в том, что Ленин распорядился о переброске в Петроград одного из самых верных латышских полков. В случае «непокорности» Учредительного собрания предполагалось применить силу. Так же, как сила была применена, чтобы сорвать или признать выборы недействительными по вине якобы меньшевиков и кадетов. Дело было так.

Очередное заседание комиссии по выборам в Учредительное собрание открылось 23 ноября в Таврическом дворце. В полдень в комиссию заявился комендант дворца прапорщик Пригоровский. Он заявил, что уполномочен арестовать кадетско-оборонческий состав комиссии. Невзирая на протесты, профессора и адвокаты, врачи и политики были водворены в пустую комнату и заперты как раз накануне выборов. Четверо суток их держали без еды и постелей, угрожая поступить круче… А все дело в том, что эта самая комиссия по выборам в Учредительное собрание десятью днями раньше опубликовала в своем бюллетене обращение к народу от имени Временного правительства (правда, распространить его почти не удалось), в котором говорилось: «Осуществленная попытка в 20-х числах октября захвата власти расстроила в ряде избирательных округов дело проведения выборов… Не считая возможным отменить день созыва Учредительного собрания, Временное правительство назначает его открытие в Таврическом дворце 28 ноября в 2 часа дня…»{282}

Когда стало известно об этом «самовольстве», Ленин распорядился ликвидировать комиссию. Прапорщик Пригоровский и исполнил этот приказ. Комиссаром по выборам был назначен Урицкий. Оставшиеся на воле несколько членов комиссии прорвались к народному комиссару Джугашвили-Сталину. Был заявлен протест, и М.М. Добраницкий спросил наркома:

– Почему была арестована комиссия? Не за то ли, что она не признает власти народных комиссаров?

– Нас мало интересует, как к нам относится комиссия. Дело серьезнее. Вы занимались подлогами и фальсификацией…

– Никаких подлогов не было! Это ложь!

– Разве вы можете гарантировать, что кадеты и оборонцы не устраивали секретных от вас заседаний?{283}

У большевиков логика классовая: то, что разрешается им, другим инкриминируется как преступление.

Сталин вел себя вызывающе и на прощание бросил:

– Мы не позволим контрреволюции использовать ширму Учредительного собрания для своих целей!